Формирование татарского дворянства в конце ХVIII ― первой половине ХIХ вв.

Вторая половина ХVIII в. в России характеризуется как время “просвещенного абсолютизма”. Провал политики насильственной христианизации, волнения среди служилых татар в 1748 г. и, наконец, башкиро-татарское восстание под руководством муллы Батырши вынудили царское правительство сменить приоритеты в политике по отношению к мусульманскому населению Поволжья и Приуралья. Наметившияся внутренняя государственная политики «просвещенного абсолютизма» привела к смягчению религиозного гнета над татарами-мусульманами. В 1773 г. был издан указ «О веротерпимости» ко всем вероисповеданиям, в 1789 г., как уже говорилось, в Уфе было учреждено Оренбургское мусульманское духовное собрание, как орган управления мусульманскими делами. Было разрешено строительство мечетей и школ при них. Из гонимой конфессии мусульманская религия с этого времени становится открыто “неотвергаемой”. Помимо привлечения на свою сторону магометанского духовенства, одним из шагов по привлечению мусульманской элиты на сторону властей стал указ правительства Екатерины II от 22 февраля 1784 г. “О позволении князьям и мурзам татарским пользоваться всеми преимуществами российского дворянства”. В преамбуле документа отмечается, что среди князей и мурз, оставшихся “в магометанском законе, находятся такие, коих предки за их верную Всероссийскому престолу службу получили от высоких предков наших жалованные грамоты и поместные дачи и другие неоспоримые доказательства, что служба и состояние их были равными с прочими благородными”. При этом правительство, следуя букве законодательных актов ХVII — начала ХVIII вв., направленных против помещиков “басурманской веры”, оговаривает запрещение дворянам-мусульманам “покупать и приобретать крепостных или подданных христианского испове­дания коими никто в империи нашей не будучи в христианском законе пользоваться не может”[1]. Значимым событием для татарской элиты стал и указ от 1 ноября 1783 г., по которому разрешался прием на военную службу и награждение офицерским званием татарских мурз и «чиновных людей». В этом указе, впрочем, также было оговорено ограничение — выше звания премьер-майора мусульманин подняться тогда не мог [2]. С этого времени начинается новая история татарского привелигированного сословия.
Для восстановления в дворянском достоинстве указ установил следующие требования. Каждому просителю необходимо было “предъявлять жалованные предкам их государственные грамоты на недвижимые имения или другие письменные виды, утверждающие благородство, с явным доказательством, что они от тех родов произошли”.
Уже в первые годы после издания указа начали поступать прошения татарских мурз о возведении в дворянство. Но процесс утверждения татарских княжеских и мурзинских родов затянулся.
Первыми из подушного оклада по указу от 24 мая 1788 г. были выключены семейства Юнуса Шабанова и Юсупа Бахтеева детей князей Дашкиных, а 3 декабря 1791 г. по указу Сената (№ 4440. им было возвращено дворянство[3]. По указу Сената от 1 декабря 1796 г. в дворянстве были восстановлены князья и мурзы Акчурины, Бигловы, Дивеевы, Еникеевы, Кашаевы, Кудашевы, Маматкозины-Сакаевы, Мамины, Терегуловы, Чанышевы, Шихмаметевы и Яушевы. Все они были записаны в 4-ю часть дворянских родословных книг (наравне с иностранными дворянскими родами, как роды «выезжие», то есть Золотая Орда приравнивалась к иноземным государствам) [4].
Существенное значение для получения татарами дворянских прав имела военная и гражданская служба. С введением в Оренбургской губернии кантонной системы управления башкирское и мещерякское население было переведено в военное сословие. Основной обязанностью этих сословных групп стала военная служба, которая осуществлялась за счет сельского общества, т.е. каждые 4-5 дворов обязаны были ежегодно снаряжать за собственный счет одного воина. Военную службу стали нести и тептяри. Еще в апреле 1790 г. было принято решение о формировании пятисотенного тептярского казачьего полка, который в 1791 г. был назван Уфимским казачьим полком. Этот полк должен был не только комплектоваться из тептярей, но и обеспечиваться лошадьми, амуницией, продовольствием и фуражом за свой счет. Только вооружение (ружья и сабли) было казенным. По указу от 11 октября 1798 г. этот полк был разделен на два, названные 1-м и 2-м тептярскими казачьими полками. Рядовые и офицерские чины по этому указу полагалось набирать из числа тептярей, но для общего командования необходимо было иметь в полку русского офицера[5]. Так же как башкирские и мишарские полки, тептярские кавалерийские полки должны были нести пограничную службу на Оренбургской линии. Служба в тептярских полках позволяла тептярям за счет выслуги чинов получить российское дворянство. Таким путем в дворянские родословные книги Оренбургской губернии был внесен род Ягудиных, происходивший из тептярей д. Мензелибашево (Бикбулатово тож) Мензелинского уезда (ныне д. Старый Мензелябаш Сармановского района Татарстана)[6]. Уроженец д. Тузлукушево Белебеевского у. Бикташ Муратов за хорошую службу в тептярском полку в 1813 г. был произведен в прапорщики[7].
Помимо службы на Оренбургской линии, башкирское и мещерякское население, воины тептярских полков несли службу по охране и поддержанию порядка в других местностях. Так, Абдулкарим Суяргулович Баимбетов из д. Чекмагушево Белебеевского у. в 1808 г. служил в Оренбурге, в 1822 г. ? был направлен в крепость Татищево, в 1829 г. ? 4 месяца был в оцеплении Белебеевского уезда во время эпидемии. Его брат Абдуллатиф Баимбетов в 1815 – 1817 гг. служил в Москве, в 1825 г. ? был на линейной службе в Вязовском отряде, в 1829 г. ? был в оцеплении Белебеевского уезда во время эпидемии и с марта по декабрь 1835 г. участвовал в усмирении беспорядков в д. Нигматуллино Белебеевского уезда. Мухаметлатиф Хисамутдинович Киреев из д. Ихсаново того же Белебеевского у. в 1810 г. был на линейной службе в крепости Орской, с 1812 по 1817 гг. ? служил в Москве, в 1826 г. ? служил в крепости Красногорской, в 1828 г. ? служил в Оренбурге и в 1836 г. был в составе команды, которая наблюдала за поведением жителей д. Чуюнчино[8].
В составе башкирских, мишарских, тептярских полков многие жители Приуралья участвовали в Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах против наполеоновской Франции. Старшина 4-го башкирского полка Асылгузя Бакиров из д. Каракучуково Белебеевского у. за храбрость «в сражениях 10 августа по 6 сентября» 1813 г. был награжден орденом Святой Анны 3-й степени. В аттестате, данном 14 апреля 1814 г. генерал-майором Аклячеевым говорится, что Асылгузя Бакиров с апреля 1813 г. и за время продолжения им службы находился в походах в Пруссии, Шлезвиг-Гольштейне, Богемии, Саксонии, Вюртембергском королевстве, герцогстве Баденском и во Франции. В том же 1813 г. А. Бакиров был произведен в подпоручики. 28 января 1823 г. он оформил по офицерскому чину права потомственного дворянства и был внесен в родословную книгу [9]. Ранее, в 1814 г. в дворянском достоинстве Уфимским дворянским собранием было признано сразу 64 мусульманина, участвовавших в заграничных походах против наполеоновской Франции.
В основной своей массе татарские дворяне не имели крупных земельных владений. В какой-то мере в связи с этим их и прозвали «чабаталы мурза», то есть «лапотные мурзы (или дворяне)». К 1795 г. из 933 земельных владений принадлежавших помещикам в Уфимском наместничестве лишь 28 были во владении помещиков–мусульман. Среди них отставной подпоручик Мухамет Усманов и Юсуп Смагилов Яушевы, имевшие во владении д. Верхние Ерыклы Мензелинской округи с 24 душами крепостных крестьян мужского пола, Алкины, Бековичи-Черкасские, Девлеткильдеевы, Максютовы, Тевкелевы.
Ко времени 8-й ревизии 1834 г. дворяне-мусульмане в Российской империи были внесены в дворянские родословные книги Таврической, Тамбовской, Минской, Пензенской, Нижегородской, Киевской, Казанской, Гродненской, Симбирской, Виленской (Витебской?), Волынской, Подольской, Оренбургской губерний, Белостокской области [10].
В Поволжье и Приуралье насчитывалось примерно 90 дворянских мусульманских родов. Львиную долю из них составили роды, получившие дворянство по офицерским чинам или российским орденам. В то же время, общая численность тех, кто выслужил дворянство, происходя из старых родов князей и мурз, была выше, чем «выслужившихся» дворян из других, неаристократических родов.
Всего к началу ХХ в. в Поволжье и Приуралье были утверждены в дворянском достоинстве представители следующих мусульманских (в т.ч. башкирских) родов: Абдулвахитовы, Абдуллины, Абзановы, Аитовы, Акзигитовы, Акимбетовы, Акчулпановы, Акчурины, Алеевы, Алкины, Асядуллины, Аскаровы, Бакировы, Батыршины, Башировы, Бекович-Черкасские, Бекчурины, Бигловы, Бикташевы, Бикмаевы, Бикметевы, Вагимовы, Валитовы, Давлетшины, Дашкины, Девлеткильдеевы, Деушевы, Джантюрины, Диваевы, Дивеевы, Еникеевы (князья), Еникеевы (мурзы), Ермухаметовы, Ибрагимовы, Ижбулатовы, Каиповы (Каюповы), Кайбишевы, Кайсаровы, Кашаевы, Кийковы, Киреевы, Куватовы, Кугушевы, Кудашевы, Курбангалины, Кутлубаевы, Кутыевы, Кучуковы, Максутовы, Максютовы, Маматкозины-Сакаевы, Маматовы, Мамины, Мамлеевы, Манашевы, Мансуровы, Мунасыповы, Муратовы (князья), Муратовы (из тептярей), Мусины, Муслимовы, Мутины, Нагайбековы (Нугайбековы), Надыровы, Рафиковы, Резяповы, Саиновы, Сафаровы, Субханкуловы, Султановы, Сыртлановы, Тевкелевы, Терегуловы, Тупеевы, Умитбаевы, Халфины, Чанышевы, Шихмаметевы, Эльмурзины, Юнусовы (первые), Юнусовы (вторые), Ягудины, Янбулатовы, Янышевы, Яушевы.

[1] ПСЗ Российской империи.Т.ХХII. №16936.

[2] Хайрутдинов Р.Р. Управление государственной деревней Казанской губернии (конец ХVIII — первая треть ХIХ в.). Казань, 2002. С.83.

[3] ГАОО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 228. Л. 1; ЦГИА РБ. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 1343. Л. 29–30 об, 55–55 об.

[4] ЦГИА РБ. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 1343. Л. 25–46. Подробнее см. (Еникеев, Думин)

[5] Рахимов Р.Н. Тептярские полки в Отечественной войне 1812 года// Любезные вы мои ... – Уфа, 1992. С.66, 68

[6] РГИА. Ф.1343. Оп.34. Д.1419. Л.1–11.

[7] ЦГИА РБ. Ф. И-138. Оп. 2. Д. 511. Л. 163–186.

[8] ЦГИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 4019. Л. 2 об.–4.

[9] Там же. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 531. Л. 7–8; Усманов А.Н. Башкирский народ в Отечественной войне 1812 года. Уфа, 1964. С. 126, 129.

[10] ЦГИА РБ. Ф. И-6. Оп. 1. Д. 100. Л. 11 об.–12.