№ 216. 1737 г. февраля 19-марта 29. - Допросные речи руководителя восстания башкир Ногайской и Казанской дорог 1735-1736 гг. Кильмяка Нурушева.
1737 году февраля 19 дня. Допросные речи известного бунтовщика башкирца Кильмяка-абыза.
Дед и отец ево старинные башкирцы, и были-ль в прежняя бунты согласники, не знает, а отец ево умре в Алдаровской бунт, в которой он, Кильмяк, сам воровал.
Начало сего бунту воспоследовало в прошлом 732 году, когда Алдар-башкирец отдал камисару Утятникову для соленого промыслу вотчины своей лес, в котором лесу был спор Кипчатской волости з башкирцами, потому что оные называли своим1. И для того те кипчатцы, поставляя себе в обиду, посылали во все волости называть для совету, каким бы образом оного не уступить. И как съезжались Нагайской дороги знатные башкирцы, а имянно: Усерганской волости Алгушай, Джиянгул, чьи дети не знает; Тунгаурской Кусяп Салтангулов, Мясогут-мулла; Катайской Джанбек Унаулов; Юрматинской Сюяргул Чермшаков, он, Кильмяк; Тамьянской Сент Алкалов, Сырымбать Алкалов, а протчих сколько было, сказать не упомнит. Тогда посылали многократно и за Алдаром, чтоб и он был к ним, которого намерены были учинить между собою главным. И по тому призыву он к ним не поехал. Потом положили они, чтоб того лесу Утятникову к соляному заводу не давать, тако ж ежели и другия кто приедут строить на их землях заводы ж и города, до того не допущать, в чем и подписались все, и то письмо оставили для содержания у него, Кильмяка, и с тем разъехались по домам, а то намерение предали молчанию, чтоб никто о том не ведал.
После того поехали в Питербурх башкирцы, в том числе был и Токчура-мулла Алмяков, которой оттоле писал всем 4-м дорогам на общее лицо, объявляя: есть де у него 4 загона посеянной пшеницы, и тут де пшеницу собрать, а куколь и солому не отделять. Которое де письмо шло к ним на Нагайскую дорогу; точию другия башкирцы, видя, что многия о том письме стали толковать, в какую б силу оно писано, и начали в народе розглашать. Того ради, предостерегая, чтоб не уведомился уфинской воеводе и протчия командиры, то письмо истеряли, а он, Кильмяк, сам ево не видал.
Потом во всей Башкири в случающихся союзных съездах, яко то на свадьбах и других дружеских собраниях, не умолкая о том письме, говорят, что конечно ознаимено к бунту. Однако подлинного согласия и великого збору к тому не было. И так было до того времени пока приехал статской советник Кирилов в Уфу. А как уведали, что Кирилов приехал для строения города Оренбурха, тогда собрались все Нагайской дороги в Азиеву мечеть для совета, каким образом ему, Кирилову, в строении того города препятствовать надлежит, и положили: ежели из Уфы он, Кирилов, или правиант, також и протчия команды и казенные обозы пойдут - не пропустить и чинить бой. В чем и подписались все и присягою утвердили, а то письмо присяжное отдано ему на сохранение. И с тем послали для объ¬явления на все 4 дороги, причем требовали, будут ли тех дорог в том с ними одном согласии, ответа, на что многие получили изо всех дорог из знатных башкирцов письма, что они все с теми согласны.
И тако утвердясь, розъехались все в домы, а о том съезде и намерении предали молчанию, чтобы об оном никто из российских не ведали, и тем зиму всю препроводили в великой оплошности, дабы никто не дознался. А весною, как стацкой советник начал приуготовлятца итти в Оренбург, тогда всех дорог старшины положили, чтоб конечно им где ни есть видитца самим, и о том намерении персонально еще говорить. Почему съехались на реке Деме Казанской дороги Акай Кусюмов, Умер Тохтаров, Мясогут Уразаев, Салатн-Мурат Дюснеев; Кир-Иланской волости Темяняк; Калнинской волости Тевяк, Балгази, Нуркей; Кубовской волости Кусеп, а чьи дети не знает; Минской волости Ишалей; Нагай¬ской дороги он, Кильмяк; Юрматынской волости Бепень Бабкин, Сюяргул Чермшанов, Ка- рамурзагул Асылов, Черемыш Кусков; Бурзенской волости Рысай Игимбетев; Чемкинской волости Салтан, чей сын не знает; Тамьянской волости Сеит Карабалыков, Куждан, чей сын не знает; Мурат-абыз Кошаков, Юсуп Смайлов; Меркицкой волости Самар Бигимбетов, Екей Беккулов; а Сибирской и Осинской дорог кто были, имяны не знает2 . И тут обще все советовали, что конечно стацкого советника в Оренбурх не пропущать. А понеже ему, статскому советнику, ехать надлежит чрез Юрматынскую волость, того ради прежде б напасть на коменду ево ему, Кильмяку, с собранием, и потом во всех местах начнут бунтовать и раззорять деревни, в чем присягою утвердили; с тем и розъехались.
Как стацкой советник был в походе к Оренбурху и шол чрез Юрматынскую волость, тогда он с собранием был намерен бить на него, точию не посмели, потому что еще собрание ево не все было. А егде маршировали полку Вологоцкого роты, в то время, собравшись он с 3000-ми, чинил на оные нападение трижды, а сколько российских людей побили не знает, и сколько чего порознь взято, не ведает, потому что кто захватил, у того то и осталось. А потом уведали, что идет от стацкого советника в сикурс команда, тогда они обратясь от Вологоцких рот били на тое команду и дрались целой день, от которой команды множе¬ство из них побито и переранено, и потом отошли, и перебрались чрез реку Белую, розъехались по домам.
Будучи в доме, надлежало ему ведать, где Акай обретается и в каком намерении. Того ради, взяв с собою 12 человек, поехал к нему, Акаю, и, будучи между Демы и Уршаку, встретился с ним, Акаем, которой шол с собранием в дву тысячах к нему в помочь. От ко-торого места Акай пошол за Вологоцкими ротами и чинил нападение, а он, Кильмяк, для собрания своей партии возвратился в юрты, и, собравшись, пошли за ним же, Акаем. Точию как он, так и верхобельские башкирцы, которых было з 2000, у коих были старшины Сейт Алкалов, Салават Елаткулов, с ним, Акаем, при нападении на роты уже не были, а повстречались, не доезжая тех драгунских рот, с Акаем, как возвратился назад. Куда подоспели Умер Тохтаров от Демы, с коим было человек с 40; и тут положили ехать в юрт свои, и, где кому будет способно, раззорять российския жилища и верных ииоверцов, почему и действовали. А между тем временем непрестанно имели между собою ведомости, и слышал он, Кильмяк, что Акай ходил под Мензелинск и в другия внутрь российских жилиш места.
Потом в осень сошлись они с Акаем под Уфою на Уршак реке, и обеих партей было собрания с 3000 человек, где положили, чтоб конечно руских и иноверцов, не приставающих к ним, раззорять, а которые тогда на Уршаке были в засеке, тех достали и раззорили.
Потом, разделясь на двое, он, Кильмяк, с Акаем пошли для пресечения несогласия, бывшаго тогда между Чинкин-Кипчатскою и Пушмас-Кипчатской волостьми; а Ишалю и с ним более дву тысяч отпраили для раззорения деревень руских и иноверческих в разные места, кои к ними не пристали. И как они с Акаем от оного места пошли к помянутым волостям, в то время было у них людей сот с 6. А егде пришли на речку Курганак, получили известие от своих башкирцов Нагайской дороги, дабы они собрания своего не рос пущали, понеже де идет из Оренбурха статской советник Кирилов, на которого надлежит всем обще нападать. Почему они, пришед на речку Ашкадар, где собралось их со всех сторон блиско 3-х тысяч, и как статской советник приближился, чинили на всю команду ево нападение, токмо никакова вреда не учинили, и, оставя, пошли в вышепоказанные волости для миру.
Бывши там, получили от генерала Румянцева указ3 чтоб им всем быть в Мензелинску для принесения вины, почему и поехали, а вперед к генералу отправили У мера Тохтарова, которой, бывши в Мензелинску, возвратился к ним, потом поехал Акай. А по отъезде ево сказали, что он уже возвратно не будет к ним, и для того парти ево, Кильмяково, люди возвратились все назад, а он остался на Ику, от Мензелинска верстах в 30-ти в пустой деревне, и, быв тут с неделю, поехал в юрт свой, и жил в доме безотлучно.
А зимним временем, когда в Оренбурх отправлен был от полковника Тефкелева правиант, тогда он провожал 3 обоза в такой образ, чтоб, показывая службы, зиму проводить, а нападения на те обозы чинить ему за великими снегами было невозможно.
Весною, когда отправлен был ис Табынска четвертой обоз с правиантом, тогда собрав-шись Нагайской дороги человек с 300, и с ними главным был Мялтинской4 волости Марзагул Асылов, тот обоз весь розбили, причем и людей убили человека с 3, а из воров побито до смерти 9 человек, сверх того переранено немало; а он, Кильмяк, при том не был.
Потом в самую весну, согласясь паки всех 4-х дорог, чтобы везде, где кому способно будет, чинить на войски е.и.в. нападение и раззорять российския и иноверческия деревни, також и мещеряков. И, будучи он, Кильмяк, на реке Белой при урочище Туратау с собранием своим в осьми тысячах, намерены были итти к Уфе противу статского советника Кирилова, и с ево командою чинить бой, дабы ко Оренбурху не про-пустить. В то время приехал к ним от генерала Румянцова башкирец Салтан-Мурат Дюскеев с тем, чтоб он ехал ко оному генералу с повинною, причем объявил: ежели все оставя будет, то вина ему отпуститца. О чем уведав, все бывшие там собрание ево не отпустили, и учинилось между ими великое несогласие. А как Салтан-Мурат усмотрел, что ево, Кильмяка, к генералу не отпущают, сказал: ежели де не желаете итти с повинною, то де есть время итги им и бить на лагирь генерала Румянцова, у которого людей военных очень немного. Почему все 8000 и пошли, и, пришед, били на лагирь, точию болыиаго вреда не учинили. А как командою генерала Румянцова они прогнаты и розбиты, тогда, видя он, что не утги, укрылся стороною при озере Кандаре в камыш, где был до вечера. И как наступила ночь, вышед ис камыша, съехались с одним башкирцем ево ж партии, которому обрадовался, потом еще наехали башкирцев 3-х человек, с коими приехал на реку Усень, где пришол к ним Иланской волости, деревни Козеевой башкирец Козеев брат, чей сын не знает, и от них пошед сказал про него в своей волости, в том числе Козею, от которых присланы были нарочные звать ево к ним, точию он, опасаясь их, не поехал. Потом в другой раз приезжали и звали, но он, опасаясь их, не поехал, а как приехали того ж в третей раз, тогда он к ним поехал. И как увидели ево, обрадовались, причем просили, чтоб он принял их к себе, а они де желают со всеми домами быть в согласии с ним. Но он им говорил, что ему охранять будет их не с кем, потому что остался малолюден. Однако они ему сказали: довольно де им и одного ево, и им де имя ево служит за тысячу человек.
Оттоле послали по Казанской дороге во все волости, дабы съезжались к ним для совету, почему в показанную деревню Козееву съехались со всей Казанской дороги дворов тысяч 5, и пошли в степь. И, будучи в пути, говорил он, Кильмяк, всему тому собранию, куда итти надлежит, причем объявил: ежели им всем быть на Нагайской дороге, там юудет всем места мало, а в другие орды удалиться некуда, потому что на Кубань пройти за рекою Волгою никак невозможно, а в Кайсацкую орду ненадежно, для того что они и весною по¬сылали в Среднюю орду просить, дабы их принес ли к себе, но оные де кайсаки, не допустя к себе тех посланных, тогда ж пришед в юрты их, учинили многое раззорение; и тако им везде надежды к спасению нет.
И затем розделились многими партиями, пошли в разные места, а он, Кильмяк, пошел в юрт свой. И оттуда, согласясь с протчими, послали еще в Кайсацкую Среднюю орду к Джинбек-батырю нагайца Тойкалыя с просбою, дабы их принели к себе, а к Абулхаир-хану не посылали, затем ведая, что он их не примет, но учинит пущей вред, потому что сын ево в оманатах. И оной посланной от них назад не возвратился, а где девался не знают. Потом, несколько времени спустя, пришед Средней орды киргиз-кайсаки к ним на Нагайскую дорогу, учинили великое нападение, причем многие раззорении показали, и взяли в полон немалое число их, баширцов, мужеска полу, женска потому ж, и скота отогнали множество. И ис тех взятых в плен один башкирец, ушед, сказывал им, что слышал он от киргисцов, что они на них чинили нападение по указу е.и.в., ибо де они подданные е.и.в.
И тако он, Кильмяк, и все башкирцы ево собрания, услыша о том, пришли в великой страх, и другова способу искать к спасению не нашли, кроме того, что просить е.и.в. о винах своих милостиваго прощения.
О вышепоказанном намерении послали на Сибирскую дорогу объявить и уведомиться будут ли они с ними к принесению вины согласны, на что присланы были с той дороги от старшин, а мянно: от Елдаш-муллы, Бепени и от Тюлкучюры, со утвержением, дабы конечно они в прежнем намерении стояли и в предбудущее лето еще б таким же обра¬зом бунтовать. Почему он, собрав Нагайской дороги всех, о том объявил и требовал совету, на что все единогласно сказали: как де хочет Сибирская дорога, а они более противитца во¬ли е.и.в. не будут. С тем присланных с Сибирской дороги и отпустили, а с Казанскою и Осинскою дорогами никакого в том согласия тогда не было, потому что известно им, яко Казанска дорога вся от войска е.и.в. искоренена.
Потому намерен он был ехать с повинною в Уфу, а в то время приехали к нему верные башкирцы Кадрясь Муллакаев, Аиткул Юлумбатев с товарищи, с которыми он, взяв с собою других своих товарищей, приехал в Табынск.
Когда Салтан-Мурат приезжал к ним от генерала Румянцова, тогда подлинно звал ево к генералу, а не для розбития российских войск. И которые содержались в аманатах башкирцы в каком намерении были, не знает, и Салтан-Мурат от тех аманатчиков противных слов никаких ему не сказывал, кроме того, что приказывали все быть ему, Кильмяку, к генералу.
Земли, данные им от е.и.в., называют они своими, а бунты - войною, отпущения ж винмиром, дня того, что народ степной и дикой; к тому ж испортила их прежняя воля.
Присягу ныне он чинил при переводчике Уразлине в своих юртах с чистою совестию, с конечно впредь не воровать.
Досланные от генерала Румянцева и от протчих командиров чрез руских и башкирцев -ясьма в команды многия приваживали к нему и з другими [ловили], и оные переводили с уских литеров на татарской язык Нагайской дороги, Сарышской волости мулла, а зовут и чей сын не знает, а знает об нем дьяк абыз, другой Сафар-мулла, котораго, поймав, повесил каМисар Утятников, третей руской, звали Леонтьем, и оной бежал от них на Сибирскую дорогу*
Отъезжая ис Табынска в Уфу камисару Утятникову таких слов, - ежели ево задержат, то будет пущая притчина, - не говаривал, в том шлетца на него, Утятникова.
1737 году марта 29 дня в пополнение допросу Кельмяк-абыз на вопросительные пункты в ответе показал:
В бунте, называемом Алдаровском, при главном тогдашнем бунтовщике Хази Оккуска- рове, которой был товарищем Алдару, писарем не был, для того что в то время был молод, а был в том бунте при нем, Хази, что он ему был сродник; и по отпущении вин уговору впредь о бунтах у них никакого не бывало.
В тогдашнее время в Турецкой стороне в Крыму в городе Бакчисарай он был таким случаем: до Алдаровского бунту за полгода посылали ево, Кильмяка, башкирцы с товарыщи 27 человек, помянутой Хази и Алдар в Крым к хану с письмами, и просить хана , что желали от крымского хана, чтоб изобрал из знатных крымцов к ним, башкирцам, в ханы, ибо тогда во всей Башкири розглашение произошло, что от русских людей им жить обидно. И в том им крымской хан отказал. Из оных посланных с ним ныне живые: Табынской волости Исянгильда Красяев, Бурзянской волости Зюмакай Сиюндюков, а протчие [померли]. Когда ехали в Крым и переправлились чрез Волгу, выше Саратова 9 человек с ним, Кильмяком, переправились на нагорную сторону, а 18 человек остались на луговой стороне, и наехав де на них калмыки, тут у них убили дву человек, а достальные возвратились в Башкирь. Ис тех ныне живые: Усерганской волости Зиянгул, чей сын не знает, Сугун-Кипчатской волости Девлет Зиянгулов, Тархан Кулумбатев, Сянкимской волости Шуран Бузанов, Тамьянской волости Асыл Карабалыков, Сабан Тенялин, а другие все померли. А дорогу де им до Крыму послал указать Алдар кубанца Мурата, которой, проводя их остался в Крыму. И зачем оной кубанец у Алдара был, того он, Кильмяк, не знает и ни от кого не слыхал, токмо, едучи дорогою, им оной кубанец сказывал, что был он с купецким человеком в работниках в Москве, а ис Москвы приехал к ним, а зачем не сказывал.
Переехав через Волгу, ехали в Крым степью между Волгою и Доном, и до Кубани реки ни с кем не видались. А приехав в Кубань, виделись с Туган-мурзою, которой старшина над своим улусом, х которому от Алдара и от Хази писем и словесного приказу не было, и о себе сказали ему, что они едут [как выше упомянуто в втором пункте], х крымскому хану, на что де он им ничего не сказал и отпустил. А более в пути ни с кем не видались, и чрез Кубань и протчие реки переезжали, платя за перевоз деньги.
Ханом ево, Кильмяка, башкирцы нихто не называли, и в том утвержения никаково нет, и других никого ханами не называли ж. А иноверцов татар, не приставающих к их бунту, вешали того для - на кого более сердца имели, того повесили, а иному и голову отсекли, а повеления ни от кого о том не было.
До сего времени лет с 6, учиня зборища, Алдар и Хазя посылали от себя х калмыкам посланцав: Юрматынской волости мещеряка Девлетя, чей сын не знает, которой умре, да Кипчацкой волости Епана Ишембетева (которой ныне в доме с работники их), а других не посылали, для договору, чтоб они были в мире и перестали в Башкирь ездить, нападение чинить и людей побивать, и скот отгонять, для чего и они х калмыкам ездить не будут. Напротив того и от калмык посланцов 6 человек к ним в Башкирь прислано с таким же договором, чтоб перестать набеги чинить и жить в мире. А чтоб соглашение иметь к бунту и российских людей побивать, таких слов никогда с ними, калмыками, не бывало, и согласников в главном том заводе никого не знает.
Перед нынешним бунтом, как стацкой советник господин Кирилов приехал в Уфу, ведомости о намерениях получили чрез ахуна Мансура, чей сын не знает, которой ныне в Оренбурхе. Приехав из Уфы и сказывал им, что господи статской советник приехал в Уфу и поедет на Орь реку для строения нового города. А кроме того от других ни от кого, и от Умера, и от уфинских руских людей ведомостей не получали, и никаких сообщений с рускими не бывало.
Ис Казани никаких тамошних движений ни чрез кого не ведали, и в нынешней бунт шпионами ни х кому никого для проведывания не посылали. Токмо сведом он, Кильмяк, от брата своего Дауда Имакова, которой был в Табынску за своим делом, в то время как с Уфы пошел стацкой советник господин Кирилов, и слышал от табынских обывателей, а от кого имянно, не сказал, что идет к ним немало российское войско казаков и калмык. А более ни от кого ничего и ни чрез кого не слыхал.
Руских измеников, а особливо кузнецов, у них никого нет, токмо в их волости руской человек был Леонтей, с сыном, по-татарски Бикимбеть, и з женою, и как бунт начался, то оные с ними в бунте не были, и сошли на Сибирскую дорогу, и ныне где, не знает.
Когда поехал в Табынск, то с оставшими своей волости согласие положил остатца в спокое и впредь бунту не чинить, и воли е.и.в. противитца не будет.
Розглашения и намерения такова, чтоб со всеми своими юртами утти на Кубань, не было, и для осмотру, где б переправитца Волгу, никого не посылывал, а другие кто посылали ль, того он не знает.
2 письма, которые от башкирцов даны им - первое об Алдаровском, второе о нынешнем бунтах, на котором утвердились при собрании у мечети Ази в прошлом 736-м году, послал к статскому советнику Кирилову, когда шел от Сакмары в Самару Чамкинской волости з дияк-абызом3, да Юрматынской волости с Рахманкулом, которой в доме, и возвратясь, ему объявили, что оные письма ему, стацкому советнику, отдали подлинно.
Дела Сената по Кабинету. Кн. 106/1183. Лл. 167-179 об. Копия. Допрос Кильмяка-абыза сохранился в делах Кабинета в 2-х копиях - более краткой, содержащей лишь показание только от 19 февраля 1737 г. (Дела Сената по Кабинету. Кн. 87/1164. Лл. 183-189 об. ] и более подробной, с показанием от 29 марта 1737 г. В настоящем издании публикуется вторая, более подробная копия. Слова, поставленные в квадратные скобки, пропущены во торой копии и восстановлены по первой.
1 В 1732 г. Алдар Исекеев отдал в оброчное владение соляному промышленнику Утягникову общинные леса в окрестностях Табынска. Это явилось одной из причин недовольства башкир, у которых постоянно происходили столкновения с русскими дворянами на почве землевладения. Отсюда - наиболее упорные бои летом 1735 г. в районе Табынска.
2 Против этого места на полях пометы «Умер и Мясугут казнены. Тевяк, Ишалей,Бепеня, Сюяргул, Карамурзагул, Черемыш, Салтан казнены.»
3См. док. № 45
4 По видимому, Телтимской.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии