Уфа в семнадцатом веке

Город Уфа состоял в это время из трех частей: а) острога, б) посада, т. е. города в собственном смысле cлова, и в) загородной части. Жители Уфы размещались тогда, говоря языком переписной книги, "в городе, на посаде и загородом". Острогом назывался Кремль, или детинец, заключавший в себе пространство, занимаемое Троицкою площадью [ныне Первомайская площадь.]. Это была крепость, обнесенная дубовыми стенами и несколькими башнями, бойницами и обведенная рвом. В ней находились: Смоленская соборная церковь, ныне существующая под именем Троицкой, подвергшаяся, впрочем, после того многим капитальным перестройкам, так что от прежнего времени уцелели только стены так называемой холодной, или настоящей церкви. Тут же в крепости стояли: воеводский дом, изба для помещения части стрельцов и вообще гарнизона, съезжая изба, тюрьма, хлебный государев двор с запасами казенного хлеба и постройки, в которых хранились Государева казна зелье (порох), свинец, оружие, а также меха и медь, взимавшиеся в подати натурой. Непосредственно к крепости прилегал как с нагорной, так и с приречной стороны посад, заключавший в себя, между прочим, улицы Посадскую, Сибирскую [Мингажева] и ближайшую к Кремлю часть Казанской [Октябрьской революции] с переулками; на посаде проживало огромное большинство городского населения. Тут стояли дворы стрельцов. Число этих дворов при переписи 1647 года осталось неизвестным; о них в переписной книге говорится: "А стрельцы ослушав государева наказа, о себе сказки с великим шумом писать не дали". Власти, производившие перепись, так и не добились возможности переписать стрельцов, ограничившись тем, что записали факт ослушания их в книгу. Сопротивление стрельцов, по-видимому, объясняется опасением, что перепись приведет их к обложению каким-либо налогом. Под горой, над которой расположена крепость, шла Посадская улица, и доныне сохраняющая свое старое название; собственно дворов посадских было в то время всего 13, в числе которых встречаются существующие ныне фамилии Рукавишникова, Баутина, Подъячева, Кинешенцева; на посаде стояли и 11 дворов уездных дворян и боярских детей, поставленные на приезд (т. е. на случай приезда их в город); это были дворы дворян Приклонского, Каловского, Артемьевых, Аничковых, Ураковых, Брехова, Сумарокова, Савина и Кишкина; дворы же так называемых городовых дворян были изъяты из переписи.

Тут же стояли четыре двора людей разных чинов: подьячего съезжей избы, двух пушкарей и ружного мельника и 27 дворов новокрещенов, между которыми встречаются ныне существующие фамилии: Уржумцева, Найденова, Ваткеева, Черкашенинова, Друэцкого и Погорского. Посад был также обнесен стенами или палисадом. Близ берега Белой находились Нагайские ворота, за которыми также помещалась часть стрелецких дворов; тут в зимнее время ставили посланников, приходивших в Уфу сначала от нагайцев, а затем от калмыков; тут же находился и базар, называвшийся Нагайским. Противоположный берег Белой (за нынешним Оренбургским перевозом), равно как и вся прилегающая к нему местность, называлась Нагайскою стороною; оттуда приходили и стояли там на стану нагайские и калмыцкие послы в летнее время; оттуда же большей частью подступали нагайцы и калмыки, когда приходили на Уфу войной. Близ речки Сутолоки находились другие ворота, называвшиеся Сутолокскими. За ними была расположена часть дворов отставных и служилых стрельцов, а также некоторые дворы боярских людей и 8 дворов государевых деловых людей, то есть разного рода мастеров, присланных правительством для работ по устройству города и крепости; местность же та называлась Деловой слободой. В числе деловых людей также встречаются и ныне существующие фамилии Завьялова и Новоженова. В той же местности находился Успенский мужской монастырь, там, где ныне существует женский монастырь. Неподалеку от него стоял государев конюшенный двор.

У Сибирской улицы стояли Сибирские ворота, через которые шел путь на Сибирь, ведший в то время из Уфы на так называемый Дудкин перевоз. Кроме городской ограды, полуостров, на котором расположен г. Уфа, был защищен засекою, то есть земляным валом со рвом и палисадом. Засека эта шла от р. Уфы, начинаясь недалеко от Уфимского перевоза, и доходила до р. Белой, так что внутри ее находились не только город, но и часть городских полей и выгона; в середине этой засеки была устроена сторожевая башня с воротами, от которой по всему протяжению засеки производились непрестанно караульные разъезды.

По переписи 1647 г. значится в Уфе на посаде и за городом всего 66 дворов. Цифра эта, впрочем, составляла лишь небольшую часть общего числа дворов в городе, так как в нее не вошли здания и дворы, бывшие в кремле, а также дворы духовенства, городовых дворян, стрельцов и вообще военного служилого сословия, составляющего огромное большинство всего городского населения. Состав и численность населения Уфы в это время определяется, хотя и приблизительно, следующим образом. По дворянским десятням в половине XVII столетия считалось не менее 35 родов, верстанных в Уфе и оседло живших в то время или в самом городе, или близ него; многие из этих родов, в особенности древние, как-то: Лопатины, Аничковы, Волковы, Артемьевы, Гладышевы, Каловские и Ураковы - были весьма многочисленны. И так как взрослые дворяне и боярские дети несли почти поголовно воинскую службу на месте, то значительную часть их, приблизительно от 100 до 200 человек взрослых мужского пола, следует считать в числе жителей города. Число постоянных стрельцов в 40-х годах XVII столетия доходило до 100 конных и до 218 пеших с головою и тремя сотниками. Кроме того, в составе служилых людей города уже в 1635 г. находились 2 переводчика, 9 толмачей, 13 новокрещеных татар, 43 человека литвы и черкас (малороссов и казаков), 2 воротника[сторож, страж у ворот], 4 пушкаря и 42 человека деловых людей. Присоединяя к этому числившихся до переписи 1647 г. 74 человека посадских, 27 дворников в дворянских домах, 69 новокрещеных, получаем приблизительную цифру городского населения до 800 человек мужского пола, в которую притом не входят: а) несовершеннолетние дети и вообще семейства дворян, боярских детей: стрельцов и других служилых людей; б) подьячие, не имевшие собственных домов; в) захребетники, то есть люди, проживавшие в чужих домах заодно с хозяевами и не имевшие никакого собственного хозяйства; г) 87 так называемых гулящих людей, никуда не приписанных, число которых в то время было довольно значительно; д) временно присылавшиеся из Москвы и Казани в подкрепление воинские отряды и е) духовенство. Сведения о численности духовенства не сохранились. Известно только, что в то время в Уфе было несколько церквей, так как еще в 1614 году Уфимские воеводы князь Хилков и Аничков писали в Тюмень воеводе Годунову, что по получении из Самары от князя Дмитрия Пожарского письма о взятии Астрахани царскими войсками и о бегстве Заруцкого в Уфе торжественно праздновали это событие и пели молебны по церквям о здравии царя Михаила со звоном. Сохранившиеся грамоты свидетельствуют о существовании около того времени в Уфе особой от Смоленского собора Троицкой церкви, стоявшей под Кремлевской горой; ландратская перепись 1718 г. уже застает в Уфе 9 церквей и приходов.

Все дела по управлению городом и целым краем, равно как и все более значительные судебные дела, были сосредоточены в съезжей избе, в которой под главным ведением воеводы заседали выборные от земли люди. Из ведения съезжей избы были изъяты лишь дела духовные, ведавшиеся заказчиками: игуменом Успенского монастыря с протопопом Смоленского собора. Затем, хотя и в зависимости от воеводы, существовали в виде отдельных учреждений -таможенный двор, ведший дела по взиманию казенных пошлин с торговли и промыслов, и кружечный двор, в ведении которого находились дела питейные. На обоих дворах делами этими ведали особые головы и целовальники, то есть присяжные люди, выбиравшиеся из местных жителей. Дела сословные посадских людей заключавшиеся почти исключительно в наряде их к отбыванию разных повинностей и во взыскании с них податных сборов, ведались посадским старостой, подчиненным воеводе, от которого зависела отдача в городе арендных мест под огороды (находящиеся за монастырем), лавки, а также раздача мест под усадьбы и от которого вообще исходили все главные распоряжения по благоустройству города. При крайней несложности учреждений и делопроизводства, число приказных людей было тогда, без сомнения, незначительно, хотя, впрочем, уже и в то время они разделялись на известные степени и чины, причем низшие из них назывались приказными молодыми; так, например, переписная книга об одном из сыновей посадского Степанова говорит: "сидит в съезжей избе в приказных молодых"; существовал также в Уфе особый класс подьячих площадных, на которых вместе с боярскими детьми, между прочим, возлагалось по городу и уезду, например, производство осмотров и опросов о правах и границах владений.

Образ жизни горожан был крайне прост. В отказных книгах того времени встречаются указания, что дома в Уфе были липовые и вообще деревянные малых размеров и состояли большей частью из двух изб, соединенных сенями. Рядные записи даже сравнительно богатых дворян говорили о крайне незатейливом платье и приданом, с которым их дочери выходили замуж. Так, например, представитель одного из наиболее древних дворянских родов Уфы Савин, выдавая свою дочь замуж за другого родовитого дворянина Лопатина, в сохранившейся сговорной росписи дает за дочерью в приданое, кроме мелких женских украшений, только две телогрейки - китайскую и кумашскую, соболью шапку, семь рубах, перину, баранье одеяло, мерина, две овцы и нетель.

Переписная книга 1647 г. дает интересные указания о положении Уфимских дворян и о количестве принадлежавших им земель и людей.

Во всех бывших тогда в Уфе 11 домах уездных дворян постоянная прислуга состояла только из 27 лиц, принадлежавших к семействам дворников, собранных большей частью из вольных гулящих людей. Из 98 поземельных имений, принадлежащих тогда в Уфимском уезде дворянам 97 находились под самым городом в расстоянии от двух до 30 верст и только 55 из них были населены; в остальных же усадьбах дворяне вовсе не имели людей; многие участки их, разоренные калмыками, лежали пустыми; в некоторых дворяне жили однодворцами и сами обрабатывали землю в мирное время. Из 55 населенных имений лишь имения дворян Крыловых, Каловских, Аничковых и Черниковых-Анучиных заключали в себе более пяти крестьянских дворов, остальные помещичьи деревни имели не более пяти, а в большинстве два и три двора. Данные эти ясно показывают, какими ничтожными силами велось их хозяйство, и как просто и скромно должен был по необходимости сложиться и городской быт уфимских дворян того времени.

Почти все старые дворянские роды принадлежали к коренным русским и были присланы по Царским указам в Уфу из Москвы, Казани, Стародуба, Астрахани и других мест, отчасти из числа старых дворян и боярских детей, и отчасти же верстаны из начальных людей Стрелецкого, как, например, Артемьевы и Головкины, и Солдатского строя, как, например, Шестаков. Пять родов из бывших по переписи 1647 г. верстаны в дворяне и дети боярские из новокрещенов служилых людей, именно: Ураковы, Каловские, Таганаевы, Сокуровы и Ваткеевы; лишь около середины XVII столетия появляются лица, верстанные в дворяне и боярские дети из других сословий Уфы, как-то: из подьячих Карпов, верстанный в 1657 г., и Витязев, верстанный в 1654 г., последний за приказное сиденье и за медвяную прибыль на Уфе, то есть службу в приказной избе и за доставленную им прибыль казне от ясака медвяного, взимавшегося с иноверцев, которые взносили на Уфу свою подать мехом, куницами и бобрами. Меха отсылались в Государеву казну, которая взамен того высылала в Уфу для содержания управления и на жалованье как дворянам и боярским детям, так и прочим служилым людям в оклад, значительные по тогдашнему времени суммы, простиравшиеся иногда до нескольких тысяч рублей. Суммы эти вместе с высылавшимися запасами зелья и вообще боевых припасов вверялись для доставки в Уфу нарочным из дворян и боярских детей, посылавшимся в Москву воеводой с донесением по разного рода делам. Купечества, в смысле особого сословия, в Уфе в то время не существовало; даже через 70 лет после переписи Высоцкого, именно при ландратской переписи 1718 г., в Уфе значился всего один двор гостиной сотни. Тем не менее, в Уфе уже в то время было немало торговых и лавошных (лавочных, т.е. имеющих свои лавки) людей, большей частью принадлежавших к местным жителям. Так, в 1648 г. оценку привезенных из Москвы еще в 1630-32-е гг. для подарков калмыцким тайшам вещей, залежавшихся в Уфе без потребления, производили призванные для оценки торговые люди Казанец, Жегулев, Колубаев, "да Уфимцы же лавошные люди" Павлов, Колесников, Бессонов, Касимов, Вязьмитинов, Строшников, Никонов и Вощеников, оценившие "сукна червчатые от 23 до 28 алтын, английское по 20 алтын", а золотой парче, однорядкам, камкам и кафтанам отказавшихся определить цену, "потому что цену им никто не знает". Лавошные люди в 60-х годах XVII столетия торговали в рядах, находившихся в соседстве острога, у "Белых ворот": некоторые из этих лавок занимали около одной сажени поперек и две сажени в длину; за занимаемые лавками места лавошные люди платили ежегодный оброк в Государеву казну от 5 до 8 алтын. Торговлей и промыслами ведали люди посадские, но еще более стрельцы; из уцелевших в судебных архивах челобитных, грамот и отказных видно, что многие стрельцы брали в аренду земли для хлебопашества, рыбной ловли, перевоза, которых не мало было тогда возле Уфы; некоторые наказы воеводам и стрелецким головам также говорят о регулировании торговли, производимой стрельцами. Калмыцкие дела главного Архива Иностранных Дел несколько раз упоминали об отважных стрельцах и посадских людях, пробиравшихся в глубину Азиатских степей в калмыцкие и татарские улусы для торговли, причем нередко эти предприимчивые люди платились за отвагу и товаром, и головой.