Введение

В комплексе наименее изученных проблем истории феодализма важное место занимают вопросы, связанные с различными этапами формирования дворянства, развитием феодальной собственности на землю и участием дворянского сословия в политической жизни государства.

Положение дворянства, полнота его привилегий, степень обособленности от других сословий, в конечном счете, зависит от исторических условий той или иной страны. При этом собственно российское дворянство отнюдь не являлось единым в социально-правовом отношении сословием. Оно включало в себя довольно обширную группу отрядов провинциального дворянства, складывание которых происходило на национальных окраинах, отличавшихся некоторыми особенностями в управлении и законодательстве. В этом отношении значительный интерес представляет история формирования дворянства в регионе Поволжья и Урала.

Говоря об актуальности проблемы, необходимо отметить, что в отечественной историографии существует достаточно большая литература, посвященная вопросам феодального землевладения, однако после исследований С.Б. Веселовского и А.А. Новосельского практически не было работ, раскрывающих вопросы социального, правового и политического положения провинциального дворянства. Как совершенно справедливо подчеркнул В.Б. Кобрин, «к сожалению, поместье ХVI – XVII вв. изучается у нас больше с экономической точки зрения, социальный состав помещиков почти выпадает из поля зрения исследователей» .

Вполне закономерным следствием такого подхода в последнее время явилась тенденция избегать употребления в исторических исследованиях самого термина «дворянство», заменив его обозначением «феодалы», «помещики» и т.д. Однако, согласно утверждению А.А. Преображенского, для этого нет никаких оснований: «условность понятия «дворянство» применительно к XVII в. не означает его несостоятельности» . Этим термином мы обозначаем ту часть феодального класса России, которая по своему положению не могла претендовать на думные, придворные и на многие московские чины, находилась в стороне от местнических споров и несла службу на всех городовых чинах.

Определенного разъяснения требует и понятие «служилый город». Дело в том, что смещение центра научных исследований, прежде всего в сторону изучения поместного землевладения, привело к подмене этого термина понятием «корпорация землевладельцев уезда», куда включаются и думные и придворные чины, приказной аппарат и дворяне, приписанные службой к другим городам. Возможно, подобный подход оправдывает себя в плане исследования феодального землевладения в целом, однако для самих дворян решающее значение имела принадлежность к определенному городу, а не то, в каких уездах были его поместья. Именно в городе решались вопросы его службы, карьеры, да и сама возможность приобретения новых поместий зависела от города, к которому он был приписан службой.

Слово «город» в значении корпорации провинциального дворянства Московской Руси было общеупотребительно в ХVI – XVII вв. В таком значении употребляли его и историки дворянства В.Н. Сторожев, А.И. Востоков, Н.Ф. Калачев, В.А. Новицкий, Е.Д. Сташевский. Но лишь А.А. Новосельский ввел в научный оборот определение «служилого города» как корпорации дворян, приписанных к одному городу и образующих отдельное подразделение всего корпуса служилых людей по отечеству . Это определение имеет важное значение потому, что уже в середине XVII в. из-за разбросанности дворянского землевладения по различным уездам, служилые города перестали быть корпорацией землевладельцев, превратившись в чисто служебные организации уездного дворянства. В то же время, по мнению ряда последователей дворянства, именно разбросанность поместного землевладения явилась одной из главных причин ослабления служилого города, как основы военной системы России. Однако служилый город Уфа XVII – начала XVIII вв. как бы выпадает из общей картины кризиса организации уездного дворянства. Особое земельное законодательство, осуществляемое на территории края, в частности вотчинное право башкирского населения, стало одним из непреодолимых препятствий для проникновения в Уфимский уезд землевладения дворян из других городов России. Уникальная по длительности своего существования практика закрытого города не могла не сказаться на административном положении, поместном обеспечении и социальном статусе уфимских дворян.

Предметом нашего исследования является дворянская корпорация Уфы с момента возведения города и начала формирования уфимского дворянства до периода кардинальных изменений социально-политической ситуации в крае в 30-х годах XVIII в., когда происходит превращение края приграничной территории с особым статусом управления во внутреннюю область государства (именно этот период, по утверждению Н.Ф Демидовой, стал поворотным пунктом в истории колонизации Башкирии ). В работе предпринята попытка проследить процесс формирования и пополнения служилого города, проанализировать состояние поместного хозяйства, показать роль и формы участия уфимских дворян в важнейших политических событиях и процессах.

История дворянского сословия становится предметом специального исследования уже на заре зарождения российской исторической науки. Одной из первых работ о российском дворянстве стало исследование Г.Ф. Миллера . Появление на свет «Известия о дворянах российских» не было случайностью. Расширение привилегий, усиление чувства сословной исключительности потребовали определенного исторического обоснования. Эту задачу и попытался решить автор. Однако Г.Ф. Миллер не ограничился лишь обильным перечислением исторических заслуг дворянства. На основе анализа прежде всего законодательного материала историк довольно подробно показывает различные службы дворян. Кроме того, Г.Ф. Миллер попытался выявить содержание таких понятий как «выбор», «двор», «городовые», каким образом принадлежность к одному из этих списков отражалась на характере службы дворянина. Идея ведущей роли дворянского сословия нашла свое отражение и в обширном труде М.М. Щербатова . В то же время, при всей капитальности этого исследования, автору не удалось достигнуть той строгости научного анализа и глубины исследовательской работы, которые продемонстрировал в сравнительно небольшой монографии Г.Ф. Миллер.

Идею избранности дворянского сословия разделял и такой историк, как И.Д. Беляев . Его работа до сих пор остается единственным исследованием, где предметом специального изучения стала дворянская служба. На основании анализа уставов 1571 и 1623 годов историк прослеживает процесс организации всероссийской системы охраны южных рубежей России. По мнению И.Д. Беляева, именно централизованная организация станичной и сторожевой службы дворян смогла обеспечить успех колонизационной политики в отношении южных окраин государства.

Работа И.Д. Беляева интересна также тем, что рассматриваемый нами регион не входил в эту систему, и ,таким образом, мы имеем возможность выявить особенности станичной и сторожевой службы уфимских и других понизовых дворян, а также сравнить эффективность этой службы.

Характер дворянской службы в историко-правовом плане достаточно полно рассмотрен в работе М.Т. Яблочкова . Однако, на наш взгляд, автор несколько категоричен в разделении служебных обязанностей дворян выборного дворянского списка и детей боярских, служащих с городом. Очень мало в работе говорится о местной административной службе и характере поощрения дворян за службу.

Одним из первых исследований, где была сделана попытка показать значение местной административной службы дворян, является работа А.Д. Градовского. Историк, проанализировав различные формы участия дворян в административном управлении уездом, приходит к следующему выводу: «Главной службой дворян все же была военная служба, всякая другая была лишь льготою и отдыхом. Московское правительство допустило местную службу дворян лишь как исключение из общего правила» .

В своем фундаментальном труде «История России с древнейших времен» С.М. Соловьев подробно остановился на характеристике тех критериев, которые позволяли отдельным представителям тяглых слоев и приборных служилых людей верстаться в дети боярских . Вопреки утверждению М.Т Яблочкова, он доказал, что величина социального барьера, отделяющего прибор и тяглых людей от дворян, могла значительно варьироваться в зависимости от особенностей того или иного региона. С.М. Соловьев был первым исследователем, обратившим внимание на специфику социального статуса детей боярских юга России. В целом же С.М. Соловьев показал, что эволюция этих критериев на протяжении XVII в. шла по пути превращения дворянства в замкнутое сословие.

Во второй половине XIX в. появляется целая плеяда исследователей, занимающихся разработкой конкретных проблем истории дворянства России XVI – XVIII вв. Во многом столь значительный интерес к дворянству был обусловлен введением в научный оборот нового комплекса архивных материалов: городовых десятен, окладных и расходных списков и т.д. Статьи Е.Д. Сташевского, А.И. Востокова, Н.Ф. Калачева , наряду с источниковедческим анализом, поднимают и такие вопросы по истории провинциального дворянства, как величина окладов, характер верстания новиков, функции городовых окладчиков, роль денежного жалования и т.д.

Однако наиболее значительный вклад в разработку этих проблем внес В.Н. Сторожев . Советские историки высоко оценили его научные исследования по истории дворянства. Так, например, А.А. Станиславский писал: «Работы Сторожева составили целую эпоху в изучении русского дворянства. В то же время на большинстве публикации Сторожева лежит печать поспешности» . Основная часть работ В.Н. Сторожева представляет собой публикацию десятен с вводными статьями, в которых он решает некоторые важные вопросы. Наиболее удачными, на наш взгляд, являются толкования исследователем таких понятий как «окладчики», «четвертчики», «указная статья денежного жалования». Автором скрупулезно исследован порядок верстания новиков и направления на службу. В.Н. Сторожев, в отличие от своих предшественников, не модернизирует служилую организацию Московской Руси. Впрочем, несмотря на очень тонкое видение историком самого механизма функционирования служилой организации уездного дворянства, ему все же не удалось показать эволюцию многих исследованных им понятий. В частности, В.Н. Сторожев не выявил внутренние причины упадка служилого города во второй половине XVII в. Вероятно, именно поэтому один из последователей школы В.Н. Сторожева – В.В. Новицкий – в своем исследовании поднимает проблему эволюции таких понятий как «выбор», «двор», «городовые» во второй половине XVII столетия . На основании количественного анализа десятен В.В. Новицкий приходит к выводу, что со второй половины XVII в. вследствие резкого возрастания дворовых и выборных групп на местах происходит потеря прежнего значения этих чинов в иерархии служилого города.

В.В. Новицкий подметил и другую важную тенденцию – упадок служилой организации дворянства был предопределен неспособностью основной части городовых детей боярских к сотенной службе, многие из них верстались не в дворянский список, а в рейтары, солдаты и казаки.

В начале XX столетия в изучении истории дворянства намечается определенная диспропорция: наиболее исследованными оказались вопросы, касающиеся социальной структуры дворянства, служебной деятельности и участия дворянства в политических событиях. Однако изучению дворянского землевладения отводилось не столь заметное место. В этом отношении исключением являются исследования Е.Д. Сташевского . Наиболее интересной, на наш взгляд, является его методика анализа изменения фамильного состава дворянской корпорации: неслучайно, основные выводы по исследованию землевладения московского дворянства нашли подтверждение и в современных работах по истории поместного землевладения . В то же время несколько спорным представляется расчет эффективности поместного хозяйства XVII в., в итоге которого Е.Д. Сташевский приходит к выводу, что «землевладение в лучшем случае могло обеспечить лишь сносное существование, которое трудно назвать сытым, достаток приобретался в другом месте – у государственных дел» .

Обобщающих работ по истории дворянства XVII в. было немного. В своей монографии Н.П. Загоскин прослеживает, на основании прежде всего законодательного материала, изменения правового положения служилых людей . Н.П. Павлов-Сильванский и А.А. Романов-Славатинский исследовали дворянство России в историко-правовом плане. Н.П. Павлов-Сильванский рассмотрел процесс становления дворянства, его оформление в особое сословие служилых феодалов, определил место дворянства в структуре феодального общества. В его монографии речь идет уже не только о XVII в., как у Н.П. Загоскина, но и ХV–ХVI вв.

Итоги изучения дворянства в дореволюционной историографии подведены Н.О. Ключевским в его лекциях по истории сословий .

В первые десятилетия существования советской исторической науки количество исследований, посвященных дворянству, не было велико. Но нельзя отрицать и большой интерес к проблемам феодального землевладения. Некоторые историки продолжили изучение социальной структуры дворянства именно после революции.

А.А. Новосельский попытался проследить взаимосвязь службы и землевладения дворян XVII в. . Работу Е.Д. Сташевского в этом плане нельзя считать исчерпывающей, постольку он проигнорировал неоднородность среды дворян-землевладельцев. Средний показатель величины поместного землевладения, которым пользовался Е.Д. Сташевский, не дает возможности раскрыть процессы социальной дифференциации внутри уездной корпорации дворянства, тем более проследить на этом фоне изменение службы дворян. Эти вопросы и стали основным предметом исследования А.А. Новосельского, который не только ввел в научный оборот само понятие «служилого города», но и продолжил исследования, начатые еще дореволюционными историками дворянства. К сожалению, объем двух статей позволил А.А. Новосельскому определить лишь общие тенденции, имевшие место в служилом городе второй половины XVII в.

В монографии С.Б. Веселовского «Феодальное землевладение в северо-восточной Руси» не только исследуются проблемы землевладения, но и прослеживается формирование отдельных дворянских корпораций ХV – ХVI вв. .

В работах С.Б. Веселовского и А.А. Зимина на новом методологочиском уровне продолжают исследования по генеалогии господствующего класса ХVI – XVII вв. В то же время, в отличие от работ дореволюционных генеалогов, изыскания С.Б. Веселовского и А.А. Зимина тесно связаны с решением конкретных исторических проблем.

В 50-60-е годы немало было сделано по изучению дворянства отдельных регионов России. Среди исследований подобного рода следует отметить работы Т.Ф. Быкони и В.И. Важинского . Изучение неподатного населения Сибири Т.Ф. Быконей позволило нам установить определенную схожесть земельной политики, которую проводило правительство в Сибири и в Башкирии до 1736 года. В частности, это касается ограничений поместного землевладения и земельных операций дворянства по обе стороны Урала. Большой интерес вызывает и вывод Т.Ф. Быкони об особом социальном статусе сибирского дворянства, который он характеризует как «неполноценный слой даже не русского, всероссийского дворянства». В.И. Важинский на основании анализа поместного землевладения и характера службы дворянства юга России приходит к выводу, что уже в середине XVII в. юридический статус детей боярских Белгородской черты не соответствовал их социальному и экономическому положению. Исходя, главным образом, из экономического (трудовое хозяйство) и правового (верстание не в сотенную полковую службу, а в рейтары, казаки и солдаты) критериев, В.И. Важинский показывает постепенное сближение со второй половины XVII в. статуса детей боярских южных уездов России с положением приборных служилых людей. Однако мы считаем, что сближение по некоторым социально-экономическим признакам еще не означает слияние этих двух категорий служилых людей. Кроме того, на наш взгляд, не совсем правомерно использование понятия «однодворцы» в качестве определения социальной категории служилого населения России по отношению к середине XVII в. При этом автор включает в «однодворцы» не только приборных служилых людей, но и детей боярских, не имеющих за собой крепостных крестьян. Это утверждение В.И. Важинского определенным образом сказалось на расчетах Я.Е. Водарского. Последний в своем исследовании дворянского землевладения России второй половины XVII в. выделил дворян, не имевших крепостных крестьян из состава всего поместно-вотчинного дворянства России и объединил их с приборными служилыми людьми. Возможно, подобный подход приемлем по отношению к землевладению детей боярских южных уездов. Но трудно согласиться с подобным положением, когда речь идет о тех регионах, поместная колонизация которых началась только в первой половине XVII в. Здесь большинство помещиков к середине XVII в. еще не успело перевести крестьян из центральных областей. Итогом такого пути исследования стал вывод Я.Е. Водарского об отсутствии дворянского землевладения в Уфимском уезде в середине XVII в. . По нашим же расчетам, именно в этот период шло наиболее интенсивное формирование дворянского землевладения. Впрочем, в методологическом плане, особенно при выявлении процессов, происходивших в дворянском землевладении в начале XVIII в., исследование Я.Е. Водарского оказало нам большую помощь.

Наряду с изучением поместного землевладения Я.Е. Водарский предпринял попытку решить некоторые вопросы социальной структуры дворянства XVII в. . На основании анализа сметных списков военных сил Московского государства историк показывает процесс формирования на местах дворовой и выборной групп дворян.

С точки зрения нашей темы большой интерес представляет исследование характера военной службы мелкопоместных и беспоместных дворян конца XVII – начала XVIII вв. Изучение различных сторон поместного хозяйства дворян наиболее полно отражено в сборнике статей «Дворянство и крепостной строй в России ХVI – ХVIII веках». Из комплекса статей, составляющих данный сборник, отметим работу Н.И. Павленко, посвященную ростовщичеству дворян первой половины XVIII в. . Автор указывает на преимущественно внутрисословное потребительское обращение дворянских капиталов. В статье Е.И. Индовой дан анализ наиболее существенных изменений, происшедших в поместном землевладении в XVIII – XIX вв. . Статья П.Г. Дубинской заинтересовала нас в плане схожести первых этапов испомещения в Мещерском крае и в Уфимском уезде .

Из работ по дворянскому землевладению и землепользованию следует отметить «Исследование об экономических примечаниях к Генеральному межеванию» Л.В.Милова . Выводы автора подтвердили наши предположения о существовании в начале XVIII в. в Уфимском уезде не чистого перелога, как это считалось ранее, а трехполья с элементами переложной системы.

Работа В.М. Воробьева и А.Я. Дегтярева посвящена поместному землевладению Новгородской земли XVII в. . Мы считаем довольно продуктивной попытку авторов исследовать процессы, которые происходили в дворянском землевладении, с точки зрения изменения фамильного состава корпорации помещиков. Подобный путь изучения служилого землевладения является развитием одной из концепций А.А. Новосельского о том, что в служилом городе наибольшим влиянием как в вопросах службы, так и в поместном обеспечении обладали не чины, а сильнейшие и лучшие дворянские роды .

М.Е. Бычкова исследовала состав Государева двора второй половины XVI в. , а А.Д. Станиславский проследил формирование придворных чинов в первой половине XVII в. . Эти исследования представляют новый этап в изучении структуры господствующего класса Московской Руси. К сожалению, подобных исследований провинциального дворянства в современной историографии пока не много.

В плане методики, особенно при классификации дворянских служб, большую помощь нам оказала монография Н.Ф. Демидовой, посвященная служилой бюрократии в России XVII в. .

Переходя к обзору литературы по истории края, необходимо отметить, что большой дефицит источников привел к тому, что данный регион изучался значительно слабее, чем другие. Наиболее ранние исследования по истории Башкирии, содержащие интересующие нас сведения, принадлежат перу П.И. Рычкова. Прежде всего, необходимо отметить статью П.И. Рычкова, опубликованную в «Трудах ВЭО» . Это практически единственное исследование поместного хозяйства Уфимского края первой половины ХVIII в. Автор не только описал сельскохозяйственную технику и виды землепользования, применявшиеся в поместном хозяйстве, но и показал особенность эксплуатации крепостного населения. В частности, весьма интересны сведения П.И. Рычкова о существовании месячины в большинстве хозяйств уфимских дворян уже в начале XVIII в. Заслуживает внимания и работа П.И. Рычкова «История Оренбургская», ставшая первым обобщающим исследованием по истории Башкирии . Однако в большинстве случаев автор, приводя те или иные факты, не ссылается на конкретные источники, многие из которых до нас не дошли. По этой причине очень трудно отделить факты, извлеченные автором из архивных материалов, от сведений легендарного характера. К примеру, мы не знаем, на чем основаны утверждения П.И. Рычкова о том, что уже при начале строительства города резервный фонд поместного и служилого землевладения был ограничен 30-верстным радиусом вокруг Уфы . Интересны сведения П.И. Рычкова о том, что башкирские угодья, попавшие в границы поместных дач уфимцев, были оставлены за башкирами. По-видимому, кроме архивных документов, находившихся в XVIII в. в Уфе и Оренбурге, П.И. Рычков имел доступ к семейным архивам некоторых старейших фамилий Уфы. В книге очень много выписок из грамот о пожаловании поместных и денежных придач за участие в сибирской службе уфимских служилых людей конца ХVI – начала XVII вв.

В своем исследовании «Инородческое население прежнего Казанского царства в новой России» Н.А. Фирсов показал влияние института вотчинного права башкирского населения на темпы помещичьей и крестьянской колонизации края. Историк отмечает, что вотчинное право являлось главным препятствием для включения Башкирии в систему общероссийского законодательства и управления.

Единственная работа по истории уфимского дворянства была написана В.А. Новиковым к 300-летнему юбилею Уфы . Самое значительное место в работе занимает генеалогический материал, собранный автором в архиве Уфимского дворянского собрания. Впрочем, В.А. Новиков попытался решить и ряд исследовательских задач. Он довольно подробно рассмотрел влияние нерусских феодалов на структуру формирующегося уфимского дворянства. Историк не обошел вниманием и такие специфические группы служилого населения Уфы как полоцкая и смоленская шляхта, служилые люди новокрещенского и иноземного списка. Пожалуй, самой слабой частью работы является исследование состояния помещичьего хозяйства Уфимского уезда XVIII в., которая изобилует лишь общими, а нередко и противоречивыми высказываниями о крайней скудности и малоземелье, не подкрепленными каким-либо серьезным изучением архивных материалов.

В.Н. Витевский в своем труде, посвященном деятельности И.И. Неплюева, впервые затронул проблему социальной структуры служилого города Уфы начала XVII в. . В качестве основного источника для анализа он использовал генеалогический материал. В результате, исходя лишь из фамильного состава города, в котором были и представители древних и влиятельных родов, автор сделал вывод, что в составе первоначального гарнизона Уфы несли службу дворяне высших разрядов и статей. Кроме того, В.Н. Витевский отметил, что характер испомещения и степень наполненности поместных окладов уфимских дворян XVII в. мало чем отличались от центральных областей государства. Он довольно подробно остановился на изучении причин, приведших вначале XVII в. к реорганизации служилого населения Уфы. Весьма интересны сведения, собранные автором, касающиеся дипломатической службы уфимцев, в частности, в деле принятия подданства России казахами и калмыками.

Особенность поместного обеспечения понизовых дворян показал в своей работе Г.В. Перетяткович . Историк затрагивает и проблему влияния на структуру понизового дворянства такой категории, как служилые люди новокрещенского списка. В отличие от В.А. Новикова, Г.В. Перетяткович подробно показывает специфические черты хозяйственной деятельности и поместного обеспечения служилых новокрещен. Интересен вывод автора о том, что не только многие промысловые навыки эксплуатации угодий, но и целый комплекс земледельческих приемов был перенят у новокрещен помещиками из дворян. В работе В.А. Ефремова «Из истории Уфимского края в конце ХVI – ХVII веков» впервые в научный оборот вводится такой источник по истории уфимского дворянства, как уфимские десятни XVII в. Исследование десятен в комплексе с отказными и ввозными грамотами, а также привлечение данных переписи 1647 г. позволили автору решить ряд важных проблем формирования служилого города Уфы. Вместе с тем, некоторые выводы В.А. Ефремова требуют подтверждения. Так, довольно спорным нам представляется утверждение о том, что только с момента заведения десятен правительство начинает признавать собственно уфимское дворянство . Как показал В.Н. Сторожев, в случае служебной необходимости десятни могли составляться и на одного человека . По Уфе нам известно несколько подобных случаев. Кроме того, В.А. Ефремов утверждает, что первые десятни были составлены в Уфе только в 1651 г. Однако косвенные данные, которыми располагал и он, свидетельствуют, что первые десятни были составлены еще в 1627 г. воеводой Е.П. Волынским . Необходимо отметить, что автор к тому же явно преувеличил влияние присылок «по вестям» дворян из Казани и Москвы на структуру уфимского дворянства. В.А. Ефремов не учел того, что присылки по вестям служилого человека были одной из форм очередной службы и не вели к написанию в уфимский список.

В статье, посвященной истории формирования поместного землевладения в Уфимском уезде , Н.В. Ремезов подробно описывает процесс первоначального испомещения уфимских служилых людей в конце ХVI – начале XVII вв. Автор обнаружил очень важные документы о деятельности думного дворянина И. Артемьева, производившего в конце XVI в. очерчивание места для будущего города и отмежевание земель под испомещение служилых людей. В результате исследования поместного землевладения Уфимского уезда XVII в. Н.В. Ремезов пришел к выводу, что вотчинное право башкирского населения не только препятствовало расширению дворянского землевладения, оно так же повлияло на формирование особого правового статуса уфимского поместья.

После революции историки Башкирии оказались в худшем положении, поскольку пропали многие архивные документы, которыми пользовались дореволюционные исследователи. В отношении нашей темы отметим лишь полную утрату архива уфимского дворянского собрания.

Одним из первых исследований по истории Башкирии, вышедших после 1917 г., стала работа Ш. Типеева . В определенной степени недостаток источников сказался на упрощенном понимании автором процесса складывания дворянского землевладения в Уфимском уезде, которое, по его утверждению, осуществлялось лишь путем хищнических захватов башкирских земель помещиками и злоупотреблений администрации. Практически без изменений переносится автором характеристика помещичьего хозяйства центральных областей России на условия Уфимского уезда.

Более обстоятельны в плане привлечения фактических материалов работы Н.В. Устюгова. В первой статье, вышедшей в качестве введения к IV тому «Материалов по истории Башкирской АССР» , Н.В. Устюгов анализирует состояние помещичьего хозяйства. Автор верно подметил изменение характера зернового хозяйства уфимских помещиков вследствие промышленного освоения края и притока большого количества населения, не связанного с земледелием. В статье «О характере башкирских восстаниях XVII – первой половины XVIII вв.» Н.В. Устюгов затрагивает проблему долговой зависимости представителей трудового населения Башкирии от уфимских дворян. На основании исследования большого массива документов Уфимской провинциальной канцелярии Н.В. Устюгов доказал, что ростовщическое операции уфимских дворян преследовали две главные цепи: во-первых, поставить должника в зависимое положение с тем, чтобы в дальнейшем использовать его труд в своем хозяйстве, и, во-вторых, изъять башкирские земли, так как земля могла служить и служила главным обеспечением долговых обязательств .

Значительный вклад в разработку проблем, связанных с нашей темой, внесли исследования Н.Ф. Демидовой. В одной из первых своих работ, посвященных анализу социально-экономических отношений в Башкирии начала XVIII в., Н.Ф. Демидова пришла к выводу о том, что рост служилого землевладения замедляется уже в последней четверти XVII в., а к концу столетия резерв поместного землевладения в Уфимском уезде был практически исчерпан . В следующей своей статье Н.Ф. Демидова затронула проблему социальных особенностей второго района служилого землевладения Башкирии – Закамской черты, где были испомещены во второй половине XVII в. лишь подразделения полоцкой и смоленской шляхты . Необходимо отметить, что именно Н.Ф. Демидова ввела в научный оборот такой важный источник по истории испомещения первых служилых людей Уфы, как «Отводная книга по Уфе» 1591–1629 гг. . На основании анализа этого источника она установила, что первые отводы земель уфимским служилым людям были произведены не ранее 1591 г., до этого времени обеспечение города продовольствием и фуражом осуществлялось за счет десятинной пашни, которую обрабатывали крестьяне дворцовых сел Уфимского уезда.

Следует отметить, что поместное землевладение в Башкирии XVII в. зачастую в литературе рассматривалось лишь в плане изучения поместья уфимских дворян и служилых людей иноземного списка. Отчасти это положение объясняется крайне незначительным количеством сохранившихся документов, характеризующих землевладение служилых татар и мишарей в XVII – начале XVIII вв.

И.Г. Акманов в своей работе о характере башкирского восстания 1704–1711 гг., используя в основном архивные источники более позднего периода, показал, что в середине XVII в. происходит резкое увеличение землевладения этой категории служилого населения. Автор отметил и особенности распространения поместного землевладения служилых татар, направление которого не совпадало с традиционным регионом служилого землевладения уфимских дворян .

Социальная структура служилого города Уфы XVII в. подробно исследуется и в коллективном труде по истории Уфы . Впрочем, авторы работ делают довольно спорный вывод о преобладании среди первых служилых людей Уфы иноземцев, новокрещен и полоцкой шляхты.

В исследовании Р.Г. Букановой показывается участие уфимских служилых людей в строительстве Закамской линии и других крепостей на территории Башкирии .

Таким образом, данная тема до сего времени не стала предметом специального исследования. Вместе с тем, накопленный в историографии информационный и методический материал могут стать фундаментом для ее дальнейшего изучения.

В нашей работе был использован и материал из неопубликованных исследований по истории края.

В первой половине 80-х годов ХIХ в., намереваясь написать историю Уфы к 300-летнему юбилею города, Д.С. Волков собрал обширный материал о земельных отношениях, численности и сословном составе населения Башкирии, наделения землей представителей служилого населения . Этот высокопоставленный чиновник держал квалифицированных писарей, которые по его указанию копировали документы в архивах Уфы и Москвы. Кроме того, Д.С. Волков вел оживленную переписку с исследователями Москвы и Оренбурга. Для нас наиболее важной частью обширной рукописи в 11 томах является раздел, озаглавленный Д.С. Волковым как «именной список уфимских дворян». В разделе представлены не только копии с архивных документов, но и выписки из семейных архивов уфимских дворян.

Нами были использованы и сведения, извлеченные из рукописного фонда академика М.К. Любавского. Это неопубликованная монография по истории помещичьей и заводской колонизации Башкирии , а также работа, посвященная башкирскому вотчинному землевладению . Необходимо отметить, что многие оригиналы документов, отобранные М.К. Любавским, ныне утрачены и лишь некоторая часть источников хранится в фондах ЦГИА РБ. Большую научную ценность представляют не только привлеченные историками архивные документы, но и сами научные изыскания М.К. Любавского. На основе тщательного источниковедческого анализа переписной книги 1647 г. он установил, что в структуру книги вошла целиком более ранняя перепись 1630 г., данные которой не были исправлены во время переписи 1647 г. Весьма интересны исследования изменений, происходивших в течение ХVI – начала XVIII вв. в социальном составе уфимских помещиков. В то же время, в силу известных обстоятельств, М.К. Любавский был ограничен в своем исследовании лишь документами уфимских архивов, что не позволило ему в полной мере воссоздать картину поместного землевладения ХVII в.

Некоторая разрозненность и неполнота многих сохранившихся источников потребовали выработки соответствующей методики анализа документов. Так, на каждого уфимца заводилась карточка, куда вносились сведения о землевладении, службе, родственных связях, судебных тяжбах и т.д. Отчасти такая система обработки материала напоминает генеалогические исследования, однако для нас эта часть археографической работы была не конечным, а лишь исходным пунктом изучения темы и необходимым инструментом для анализа процессов, происходивших в служилом городе на протяжении более 100 лет. В итоге, нами было собрано 11656 выписок с разного рода источников о 783 уфимцах, служивших в Уфе с 1591 по 1736 гг.

Очевидно, что основой подобной системы сбора информации могли быть только те материалы, которые, если и не по широте охвата, то хотя бы по достоверности и полноте, послужили бы соответствующим ориентиром для дальнейшей археографической работы. В качестве такого источника, как нельзя лучше, подходит комплекс документов Уфимской приказной избы . Из 1403 единиц хранения фонда, охватывающих период с 1624 г. по 1710 г., по крайней мере, 976 дел имеют непосредственное отношение к нашей теме исследования. По форме это довольно разнородные материалы. Самое значительное количество дел затрагивает различные стороны поместного землевладения уфимских служилых людей. Это отказные книги, ввозные и раздельные грамоты, спорные дела. Необходимо отметить, что эти виды документов являются основой источниковой базы работы, поэтому стоит более подробно остановиться на их характеристике. Отказные книги по общепринятой классификации относятся к документам писцового делопроизводства, но значительная их часть является актами. В отличие от писцовых и переписных книг отказные книги изучались и использовались в исследованиях довольно скудно (главным образом, по причине кажущейся узости их содержания, что вызывало большие трудности по обобщению информации). Между тем, отказные книги имеют массу преимуществ. Так, писцовые и переписные книги не могут ответить на ряд вопросов самого развития служилого землевладения, ибо их содержание статично по времени. Они не позволяют выяснить: когда были получены земли и на каком основании, в каких масштабах и с какой интенсивностью шла раздача поместных земель, сколько раз эти земли переходили из рук в руки и когда начинали обрабатываться. Только отказные книги отражали последние изменения в земельных владениях уезда, тем самым дополняли устаревшие и нуждавшиеся в проверке писцовые книги. Кроме лиц, которых содержание отказных книг касается непосредственно, в них упоминается множество других имен, в том числе и дворянских, называются соседние владения, владельцы крестьян, бывших свидетелями при отказе. Именно отказные книги дают наиболее полную информацию относительно земельной структуры поместья, состояний феодальной усадьбы и хозяйства крестьянских дворов. Важно отметить, что значительное большинство отказных книг Уфимского уезда не ограничивается простым перечислением населения поместья, но и воссоздает весьма подробную картину изменений в душе владении уфимских помещиков вследствие бегства, вывоза, пленения и гибели крестьян во время частых волнений в крае. Нередко в них отмечаются мотивы бегства и новое место обитания беглых крестьян. В отношении Уфимского уезда отказные книги позволяют решить исключительно важный вопрос об источниках формирования земельного фонда под испомещение уфимских служилых людей. Интересно и то, что в ряде отказных книг отмечены факты припуска дворян в башкирские вотчины, указываются сроки аренды и размеры оброка. Это особенно важно, поскольку грамот о припуске за XVII в. дошло до нас ничтожное количество. Необходимо отметить и участившиеся со второй половины ХVII в. случаи отказа земель в «крепких» местах, защищенных естественными и искусственными препятствиями. В этих документах указывается и на причину подобного отказа – «от башкирцев, от колмаков». Такая мотивация отказа земли в «крепких» местах на других беспокойных окраинах государства практически не встречается.

Следует отметить, что отказные книги никогда прежде не изучались в плане исследования социального состава и служебной деятельности дворян. Однако, во всех отказных книгах содержится информация о поместных, а нередко и денежных окладах помещиков. Это позволило значительно дополнить сведения плохо сохранившихся десятен, окладных и расходных списков. Поскольку отказы поместных дач часто мотивировались заслугами дворянина, то в отказных книгах указывалось на участие в военных походах, станичной и дипломатической службе. Пожалуй, самой слабой стороной отказных книг Уфимского уезда является то, что в них почти полностью отсутствует указание на происхождение поместных крестьян.

Относительно немного в составе дел фонда Уфимской приказной избы документов, отражающих судебные процессы по вопросам землевладения. Наибольший интерес вызывают земельные споры между уфимскими служилыми людьми и ясачными башкирами. Как источник эти документы важнее, чем сами судебные дела. В их состав входит не только большое количество челобитных, в которых представители обеих сторон отстаивали свои права на землю, но и указные грамоты, выписки из ясачных и писцовых книг, наказы воевод, перечневые выписи обыскных речей и поручные списки. По этим документам можно проследить, как менялось отношение администрации к вотчинному праву башкирского населения, охарактеризовать позицию ясачных башкир и различных категорий землевладельцев Уфимского уезда.

Второй по величине массив документов фонда Уфимской приказной избы дает представления о социальном составе служилого города и различных службах уфимских дворян. Это неполные списки городовых десятен, грамоты о верстании новиков в службу, окладные и расходные списки, указы о пожаловании за службу, о написании в выборный и дворовой списки, о назначении на должности воевод, стрелецких голов и сотников, приказчиков дворцовых сел и ясачных сборщиков. К сожалению, сохранилось лишь два неполных списка уфимских десятен за 1648 г. и 1677 г. Обе десятни по форме являются смешанными. Список 1648 г. представляет собой верстально-раздаточные десятни. Он зафиксировал время зачисления на службу, поместный и денежный оклад, «отечество» каждого уфимца и размеры денежного жалования. Примечательно, что место в списке зависело только от величины оклада, «отечество», «поместье» и «служба» в этом обстоятельстве никакой роли не играли. Десятни 1677 г. являются разборно-раздаточными. В них, в отличие от списка 1648 г., отмечены и те уфимцы, которые служили без денежного жалования. Анализ этого документа привел нас к выводу, что разборы служилых людей в городах, подведомственных Приказу Казанского дворца, преследовали иные цели, нежели разборы, осуществлявшиеся Разрядом. Разборщики в Уфе не занимались вопросами регулирования службы дворян: они не пересматривали поместные и денежные оклады, не верстали новиков в службу, а решали исключительно финансовые задачи. Они строго следили за общим количеством денежных окладов, устанавливали указные статьи для всех категорий служилых людей, по которым должно было выдаваться денежное жалование, приводили его в соответствии с оброчными выплатами, с количеством крестьянских дворов, бывших за каждым дворянином и т.д. Кроме того, в материалах Уфимской приказной избы в большом количестве представлены грамоты, челобитные и указы о верстании новиков в службу. В них содержатся сведения о родственниках новика, иногда их послужные списки, указывается на срок службы новика до момента верстания окладом. Здесь же приводится список статей окладов, которыми следовало верстать новиков. В отличие от служилых людей, подведомственных Разряду, в понизовых городах существовала только одна шкала окладов, независимо от того, служили ли новики до момента верстания или нет. Далее приводится обычно список окладчиков и их «сказка», определяющая, кому данный новик «отечеством и службой в версту». Таким образом, по этим документам можно проследить, как в течение всего XVII в. менялся количественный и фамильный состав окладчиков, ведь они, как правило, выбирались из наиболее влиятельных родов служилого города. Указы и грамоты о пожаловании поместными и денежными придачами, написании в дворовой и выборный списки содержат много информации об участии уфимцев в военных, дипломатических и административных службах.

Значительный интерес вызвало наличие в составе документов Уфимской приказной избы материалов, отражающих случаи проявления местнических споров среди уфимских дворян, так как подобные представления о чести принято более относить на счет людей чиновных (бояр и стольников), чем по отношению к провинциальному городовому дворянству. Челобитные об «умалении чести» указывают не только на существование определенной иерархии внутри служилого города, но и выявляют родственников уфимцев, служивших по другим городам, характеризуют их социальный статус и службы.

При этом в фонде Уфимской приказной избы практически отсутствуют материалы, раскрывающие особенность административной службы уфимских дворян. Так, в его составе нет ни одного наказа, данного уфимцам, назначенным на должности воевод, приказчиков дворцовых сел и ясачных сборщиков.

Конечно, сведений, почерпнутых из фонда Уфимской приказной избы, явно недостаточно для воссоздания всеобъемлющей картины, но то, что основная часть документов этого фонда сохранилась целиком, сыграло немаловажную роль при использовании материалов Печатного приказа . Дело в том, что аппарат этого ведомства, в компетенцию которого входило взимание пошлин со всех челобитных, поданных на имя царя, фиксировал в своей документации лишь наиболее существенные сведения. Например, поскольку величина печатной пошлины с отказной грамоты зависела от количества четвертей пашни, то в книгах приказа отмечалось только имя и фамилия помещика, уезд, количество земли и лишь в очень редких случаях – чин служилого человека и точное описание поместной земли. Особенно лаконичны записи в книгах первой половины XVII в. Впрочем, в документации Печатного приказа фиксировались не только материалы, касающиеся землевладения, но и указы о написании в выборный и дворовой списки, верстании в службу, пожаловании придач. Несмотря на предельную краткость этих выписей, данные материалы можно считать почти исчерпывающим источником, поскольку лишь в исключительных случаях указы и грамоты по челобитным не находили отражения в книгах Печатного приказа. Вместе с тем этот фонд не вводился прежде в научный оборот с точки зрения изучения дворянства России XVII – начала XVIII вв. Причина здесь в том, что эффективное использование материалов возможно только в комплексе с источниками, дополняющими и корректирующими слишком краткие сведения. Кроме того, до сей поры к этому фонду не составлены ни географический, ни именной указатели. Выписи с грамот и указов расположены в книгах без определенной последовательности, поэтому сбор материалов по уфимскому дворянству осуществлялся путем сплошного просмотра книг, насчитывающих нередко до 1000 страниц. Всего нами исследовано 440 из 670 книг, охватывающих период с 1613 по 1709 гг. . Необходимо отметить, что именно здесь удалось обнаружить такой ценный вид документов, как коллективные челобитные дворян и детей боярских «всего города». Особенно часто в них указывается на финансовые злоупотребления администрации, отмечается недовольство служилого города фактами верстания по дворянскому списку представителей приборных служилых людей и тяглых. Эти челобитные подтвердили наши предположения об особом характере формирования фонда денежного жалования в Уфе. Таким образом, только материалы этого фонда дают определенные представления о существовании корпоративных связей внутри служилого города Уфы XVII в.

Материалы фонда Спорные дела Генерального межевания показывают, что гибель архива Приказа Казанского дворца не привела к безвозвратной потере значительного количества документов, касающихся землевладения уфимских служилых людей. Нами установлено, что при межевании почти каждого поместья в конце XVIII в. возникали споры, приводившие к предъявлению обеими сторонами документов, относящихся в основном к XVII – началу XVIII вв., так как многие земельные конфликты начались еще задолго до проведения Генерального межевания. Правдоискатели не всегда имели при себе требуемые документы, поэтому они активно разыскивали доказательства своих владельческих прав в местных архивах, многие помещики запрашивали копии в архиве Казанского дворца. Всего нами выявлено 236 копий с отказных грамот, купчих крепостей и припускных записей, не известных по другим фондам. Интересно и то, что многие помещики, особенно те, кто был поверстан по дворянскому списку из служилых иноземцев и новокрещен, к документам о землевладении нередко присовокупляли и выписи с послужных списков своих предков, служивших в Уфе в XVII – начале XVIII вв. Так, в материалах фонда собралось много копий с грамот о верстании, пожаловании поместными и денежными придачами к окладу, написании в дворовой и выборный списки. Кроме того, именно среди материалов этого фонда обнаружились отказные грамоты, характеризующие процесс испомещения уфимских служилых людей на землях, находившихся во впадении ясачных башкир.

Определенные трудности возникли при работе с таким источником как фонд Сказок Генерального двора . Этот комплекс архивных материалов образовался на основе сведений, поданных владельцами крепостных крестьян для поставки даточных людей в армию в 1699–1700 гг. Необходимо отметить явное занижение здесь реального количества крестьян, бывших за уфимскими дворянами в конце XVII в. Так, согласно данным этого фонда, в Уфимском уезде было всего 32 помещика, у которых были крепостные крестьяне. Однако, по нашим расчетам, отчасти подтвержденным и материалами Ландратской переписи 1716 г., в 1699–1700 гг. в Уфимском уезде было, по крайней мере, 107 владельцев крепостных душ. В то же время именно этот источник позволил выявить тех уфимских дворян, которые владели населенными поместьями в других уездах России.

В процессе исследования мы использовали материалы переписи 1647 г. и Ландратской переписи 1718 г. . В комплексе с данными «Отводной книги по Уфе» эти источники позволили проследить общую динамику увеличения поместного землевладения уфимских дворян, охарактеризовать основные районы его распространения, а также выявить количественные изменения крепостного населения Уфимского уезда.

Ввиду некоторой сложности анализа особо следует остановиться на характеристике переписи 1647 г. М.К. Любавский установил, что она зафиксировала далеко не все поместные деревни уфимских дворян. В 1647 г. переписчики учитывали только те поместные дачи, владение которыми было подтверждено соответствующими грамотами о верстании в службу их владельцев . В этом отношении момент, выбранный для проведения переписи, был весьма неблагоприятным. Во время военных столкновений с калмыками в первой половине 40-х годов XVII в. многие старые помещики были убиты или взяты в плен, а их сыновья оставались недорослями. Кроме того, переписная книга 1647 г. как бы состоит из двух частей. В ее структуру вошла предыдущая перепись 1630 г., послужившая в качестве приправочной книги в 1647 г. Перепись 1647 г. отличает и четкий дифференцированный подход к описанию душевладения различных категорий служилых людей. Так, наиболее подробные сведения присутствуют в описании населения поместных деревень служилых иноземцев и новокрещен. Несмотря на то, что их душевладение многократно уступало дворянскому, переписчики старались зафиксировать здесь и национальность крестьян, и формы феодальной зависимости (крепостные, кабальные, работные, бобыли). Еще более скрупулезно учитывалось население соляных промыслов И. Жегулева и пивоваренного предприятия В. Киржацкого. У каждого человека была взята сказка со сведениями о прежнем сословном положении, городе или уезде, из которого он «вышел», где и когда и на каких условиях «взята на нем запись». Кроме того, перепись 1647 г. фиксирует и массу заброшенных поместных деревень, кратко указывая на причины этого явления.

Ландратская перепись 1718 г. описывает и женское население поместных деревень. Однако, если неполнота сведений переписи 1647 г. есть следствие определенных объективных причин, то отсутствие в Ландратской переписи 1718 г. целого района поместного землевладения, сформировавшегося в конце XVII – начале XVIII вв. к северо-востоку от Уфы, ничем, кроме халатности переписчиков, объяснить нельзя. Необходимо подчеркнуть весьма важную деталь переписных книг. Нигде, кроме них, даже в грамотах о верстании, мы не найдем указаний на возраст дворян, а эти сведения имеют не последнее значение в плане исследования социального состава и характера службы дворян.

Изучение состояния поместного хозяйства и анализ всякого рода финансовых операций уфимских дворян первой трети XVIII в. мы осуществляли почти целиком на основе материалов Уфимской провинциальной канцелярии . Нами изучены записные книги города Уфы с 1701 по 1736 гг. Они сохранились за все годы, кроме 1701–1702. Делопроизводство в Уфимской провинциальной канцелярии велось таким образом, что наряду с регистрацией актов по отдельным видам в специальных книгах (вотчинных, крестьянских, подрядных, заемных и поручных) по истечении каждого года составлялись общие приходные книги, в которые в кратком изложении заносились записи актов из всех других книг. Таких записных книг в Уфе каждый год составлялось по 2–3. В свою очередь, каждая из них состояла из 2 книг, сшитых вместе. Одна из них содержит записи кабал (заемных, закладных и купчих), другая – житейские кабалы. Подавляющее количество кабальных записей относится к заемным документам. Все они имеют практически одинаковые статьи. В них указывается на число и месяц совершения займа, имена и фамилии должников, кредиторов, социальное положение, размеры суммы, условия займа, срок займа и имена поручителей. Следует отметить, что в некоторых случаях уфимцы уклонялись от регистрации заемных кабал, чтобы избежать уплаты пошлины. Однако, подобного рода неполнота заемных записей не является значительной, так как регистрация кабал облегчала взимания долга. Поэтому заемные записи дают исключительно ценный материал об интенсивности ростовщических операций, осуществлявшихся уфимскими дворянами, о социальных категориях населения, выступающих в роли их должников и кредиторов, о размерах финансовых накоплений уфимских дворян. Подобное значение имеют закладные и купчие записи уфимских дворян на землю, имущество, крепостных и дворовых людей. В работе также подробно исследованы наемные, работные, житейские записи, записи в половничество, дававшиеся уфимскими дворянами представителям трудового населения края.

Фонд «Калмыцкие дела» Посольского приказа содержит сведения об участии уфимских служилых людей в дипломатических миссиях .

Единственный из полностью сохранившихся наказов уфимских воевод наказ Ф.И. Сомову от 15 января 1664 г. находится в составе документов Правительствующего Сената по Оренбургской губернии . В делах фонда содержится и доклад начальника Оренбургской экспедиции И.В. Кирилова о состоянии уфимского гарнизона и произведенной им реорганизации служилого населения города .

Из фонда Герольдмейстерской конторы мы использовали в работе родословные списки некоторых дворянских фамилий, а также данные о характере службы и землевладении отставных уфимских дворян в 30-е годы XVIII в. .

Хорошим подспорьем в решении многих важных проблем интересующей нас темы были и опубликованные документы. Прежде всего необходимо отметить материалы, отобранные В.А. Новиковым в качестве приложения к своей работе по истории уфимского дворянства . Это наказные памяти стрелецким головам, приказчикам дворцовых сел и дворянам, посланным в станичную службу. В приложение вошли и несколько именных списков уфимских служилых людей XVII в., не представленные в других источниках.

Из материалов законодательного характера следует отметить Полное собрание законов Российской империи , среди которых особый интерес для нас представляют законодательные акты, регулирующие поместное землевладение и служебную деятельность понизовых дворян, подведомственных Приказу Казанского дворца. В частности, это указы XVII в., определяющие размеры окладов служилых и не служивших новиков, формы и характер пожалования

понизовых дворян за разного рода службы и т.д.

Весьма обширный фактический материал по нашей теме содержится в сборнике «Материалы по истории Башкирской АССР» . В центре нашего внимания были документы об участии уфимских дворян и служилых людей в подавлении башкирских восстаний XVII в., а также материалы, характеризующие административную деятельность уфимских дворян. Речь идет о сборе ясака, организации военной службы башкирского населения и т.д. Кроме того, в сборнике широко представлены документы о ростовщических операциях уфимских дворян в начале ХVIII в. и припуске в башкирские вотчины. К сожалению, так и не вышел в свет второй том публикации материалов, который полностью должен был быть посвящен служилому населению Уфы .

Наш анализ структуры первоначального гарнизона Уфы конца XVI – начала XVII вв. основан на материалах «Отводной книги по Уфе» (1591/1592–1629 гг.) . Составленная в 1629 г. при воеводе С.И. Волынском, она зафиксировала первое массовое испомещение служилых людей Уфы. Фамильный состав первых помещиков Уфимского уезда свидетельствует о создании постоянного контингента служилых людей, так как большинство упомянутых в книге фамилий вошло в состав сформировавшегося в XVII в. уфимского дворянства.

В работе использованы и опубликованные в «Материалах по истории Татарской АССР» писцовые книги Казани 1565 и 1646 гг. . Из этого комплекса документов выясняется, что казанские дворяне активно участвовали в формировании служилого города Уфы.

Сведения об участии дворян Уфы в дипломатических службах содержатся в сборниках документов о русско-монгольских казахско-русских отношениях ХVI – XVIII вв. .

Интересный материал о взаимоотношении первых служилых людей Уфы и башкирского населения можно найти в публикации башкирских родовых преданий – шежере .

Таким образом, опубликованные и архивные материалы, в целом, позволяют воссоздать картину складывания уфимской служилой корпорации дворянства, выявить особенности поместного обеспечения и служебной деятельности уфимцев.

К сожалению, обнаруженные нами источники не дают возможность ответить на ряд важных вопросов. Нам так и не удалось установить происхождение большинства дворян, переведенных на службу в Уфу. Довольно трудно определить и сам характер этого перевода: был ли он добровольным или принудительным. Весьма скудны сведения о начале строительства города и сопровождающих его событиях. Тем не менее, в этих источниках предоставлен богатый материал, на основе которого можно раскрыть главные вопросы нашей темы.