Как известно, испомещение дворян не ограничивалось лишь отказом земли под пашню. Размеры поместной дачи зависели так же от всего рода угодий, в частности сенных покосов. Однако, в отличие от описания пашни, в исчислении сенных покосов в отказных и ввозных грамотах уфимских дворян ХVII в. превалирует приблизительный подход. Точное указание количества копен и десятин встречается редко. При первом испомещении уфимских служилых людей 1591–1629 гг. были отказаны поместные дачи 33 дворянам . При этом только у 13 отмечено конкретное количество сенных покосов. У 9 дворян в дачах указано на наличие покосов и даны названия урочищ, где они располагались. В дачах 11 уфимцев покосы не отмечены вообще. Между тем, отсутствие сенных покосов вряд ли было возможно. От дворянина требовалась только конная служба, да и земледелие в крае можно было развивать, имея тяглового скота больше, чем это было необходимо в традиционно земледельческих уездах. По свидетельству В.И. Рычкова, в начале ХVIII в. в крае для пахоты даже в соху впрягали по 3–4 лошади, а для поднятия залога требовалось 6 лошадей . Примечательно и то, что при отведении поместных дач не соблюдалось установленная пропорция пашни и покосов: 100 четвертей – 10 десятин. У тех помещиков, у которых в 1592–1629 гг. количество покосов указано точно, было 2100 четвертей земли в поле и 454,5 десятин сенных покосов. Таким образом, наблюдается более чем двукратное превышение этого соотношения.
В дальнейшем ситуация не меняется. На протяжении ХVII в. лишь у 56 из 166 помещиков указано точное количество сенных покосов в их дачах. Им было отказано 4166 четвертей земли в поле и 1254 десятин сенных покосов. Соотношение пашни и сенных покосов (100 четвертей – 10 десятин) превышено уже в 3,2 раза.
Сенные покосы, судя по количеству судебных разбирательств, ценились уфимскими помещиками гораздо меньше, нежели пашня. Из 198 известных нам конфликтов, в которых фигурируют земельные владения уфимских дворян, лишь в 12 случаях объектом спора были сенокосные угодья. Отсутствие практики точного исчисления этих угодий позволяло некоторым помещикам незаконным образом распахивать сенокосы, переводя их в пашню. Так, к концу ХVII века только за счет такого перевода значительно возросли пашенные земли Бреховых, Есиповых, Жилиных, Звягиных, Карповых, Курчеевых, Совиных и Телятевых. Это как раз те помещичьи фамилии, представителям которых была отказана пашня в первой половине ХVII в. по отказным грамотам без точных границ сенных покосов. Однако подобные переводы сенокосов под пашню могли производиться только в случае, если это не задевало интересы других землевладельцев. Например, в 1643 г. по челобитной крестьян села Богородского на поместье М.И. Дерюшкина был послан С.А. Аничков для размежевания спорных земель. Но процесс размежевания затянулся почти на 2 года, так как «Микита Иванов сын Дерюшкин с одной стороны грани указал, а хотел он, Сергей другой жеребий мерить, а тот Микита называл тою землю сенными покосами, а не пашни а по сю сторону тое заложные земли, а не сенные покосы, и тот Микита от тое земли отпирался.» . Невысокая ценность сенокосных угодий объясняется и влиянием полукочевого хозяйства башкир. Так, в конце ХVI – начале ХVII вв. помещики В.М. Каловский, А.М. Касимов, И.А. Моисеев, А.Д. Павлов, С.Т. Приклонский являлись владельцами табунов лошадей, которые паслись в степи круглый год . В записи на половничество в долг мари Казанской дороги Н. Кайбеков обязывался «в зимнее и летнее время конские Ивана Моисеева табуны иметь за своей пастьбою, а если которые лошади в зимнее время придут в худость, то тех лошадей кормить сеном и соломой» .
Гораздо большую важность для уфимских помещиков представляли рыбные ловли. Но здесь необходимо отметить определенную особенность подобных отводов в Уфимском уезде. Как было сказано выше, бортные угодья, бобровые гоны и рыбные ловли ясачных башкир, попавшие в границы поместных дач уфимских дворян, были оставлены во владении башкир. Историки по разному объясняют это положение. Г.В. Перетяткович отмечает, что для успешного занятия этими промыслами необходимо было обладать навыками и знанием местных условий . Н.А. Фирсов и В.А. Новиков указывали на то, что администрации выгоднее было оставить эти угодья на ясаке, нежели отводить их в поместье служилым людям . Вместе с тем, материалы «Отводной книги по Уфе (1591/92–1629 гг.)» показывают, что уже при первых отказах поместий служилым людям отводились не только пашня и покосы, но и рыбные ловли. По челобитью М.С. Каловского, в 1604 г. ему было отказано Грязное озерко, «да подле него малое Чабын с истоками, и ему теми озерами владеть и рыбу ловить.» . В 1616 г. сыну боярскому В. Ушатому «на прокормление» было пожаловано по Уфе реке «рыбные ловли безоброчно» . Всего же за ХVII – начало ХVIII вв. нами выявлено 46 отводов, по которым 34 уфимских помещикам отвели в поместье озера, речные берега, истоки и устья. Казалось бы все эти отводы должны были вызвать сопротивление ясачных башкир. Но те лишь в 8 случаях предъявили свои права на отказанные в поместье рыбные ловли. Но 36 отказов рыбных ловель уфимцам не повлекли за собой подачи челобитных башкир, причины подобной покладистости имелись в самой системе ясачного обложения башкирских угодий. И.Г. Акманов, исходя из анализа повинностей башкир, установил, что в ХVII в. наряду с основным поземельным налогом существовал еще один налог, который платился с особо выгодных угодий – бортных лесов, бобровых гонов и рыбных ловель. Налог с рыбных ловель назывался оброком, с бортных лесом – медвяным ясаком, а с бобровых гонов – бобровым ясаком.
В отличие от поземельного налога, который зачастую устанавливался произвольно и независимо от размеров облагаемой территории, ясак с угодий фиксировался очень точно, с конкретным указанием в ясачных книгах размера ясака, местоположения каждого угодья и его владельцев . Естественно то, что не далеко все угодья эксплуатировались башкирами, и их не записывали в ясачные книги. Отводчики, в свою очередь, сверялись с записями ясачных книг. Примечательно и другое. В.А. Новиков и Н.А. Фирсов указывали на то, что защита земельных прав башкир правительством объяснялась лишь фискальными целями. Однако рассмотрев все случаи возврата башкирам рыбных ловель, мы выяснили, что в 6 из 8 случаев рыбные ловли отказывались в поместье не за четвертную пашню, а из оброка. При чем сумма оброка, выплачиваемого помещиками, иногда значительно превышает размеры ясака, собираемого с угодий у башкир. Так, например, в 1683 г. у М.И. Каловского были изъяты и возвращены башкирам рыбные ловли по Белой реке. Сумма оброка, который должен был выплачивать ежегодно помещик, составляла 3 рубля 6 алтын 2 деньги . В ясачных же книгах было написано, что башкиры Минской волости «платили с тех берегов по три куницы и год.» . В конце ХVII в. в Уфимском уезде куница оценивалась в 40 копеек .
Рыбные ловли отводились в поместье либо за четверню пашню, либо из оброка, который должен был изыматься из денежного жалования служилого человека. Из 46 грамот об отведении рыбных ловель в 22 случаях они были отказаны за четвертную пашню. Общая площадь четвертной пашни составила 700 четвертей. Однако в зависимости от доходности угодья величина четвертной пашни колебалась от 2 до 200 четвертей. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что, в отличие от пашни, рыбные ловли часто отводились помещику за особое отличие в службе. Например, за участие в Крымских походах, тяжелые раны и т.д.
Большинство рыбных ловель, несмотря на это, было сконцентрировано в руках наиболее крупных землевладельческих фамилий. Аничковы владели в течение ХVII в. рыбными ловлями в 13 местах, которые были отказаны им за 260 четвертей пашни. Денежный оброк с 12 рыбных угодий дворян Артемьевых достигал 43 рублей. Рыбный промысел еще в начале ХVII в. был поставлен на широкую хозяйственную основу. В 1666 г., например, башкиры Минской волости пограбили «на Деме 16 работных людей Д.А. Гладышева, взяв в грабеже 29 четвертей ржаной муки, 135 пуд соли ценой 16 рублей и всякой снасти на 30 рублей» .
При этом, если количество земли, отводимой уфимским помещикам с середины ХVII в. непрерывно снижается, то, напротив, возрастает число отводов рыбных ловель. Из 46 известных нам отказов 36 приходится на последнюю четверть ХVII в.
О некотором смещении интересов помещиков от занятия землевладением к промысловой деятельности свидетельствует и резко возросшее со второй половины ХVII в. число договоров уфимцев с башкирами о припуске в вотчинные угодья. Не имея возможности вследствие запрета приобретать башкирские земли путем покупки или заклада, уфимские дворяне арендуют у башкир бортные угодья, звериные и рыбные ловли. Показателен тот факт, что в Уфимском уезде в конце ХVII в. борть со пчелами оценивалась в 2 раза дороже, чем десятина пашни, засеянная рожью . Если лошадь стоила 2 рубля, то батман меда (10 фунтов) – 1 рубль . Тем не менее, даже припуск «из оброка» в башкирские вотчины вызывал вполне оправданные опасения у администрации. В частности, наказ 1664 г. уфимскому воеводе Ф.И. Сомову разрешал арендовать уфимским служилым людям башкирские вотчины с заключением договора сроком не более 2 лет . В 1679 г. обеспокоенное большим количеством челобитных башкир, жаловавшихся на насильственный захват вотчин и нарушение условий договоров о припуске, правительство временно запретило все формы аренды башкирских угодий . После восстания 1682–1684 гг. припуск был возобновлен. В нашем распоряжении имеется 54 грамоты о припуске уфимских помещиков в башкирские вотчины. Большинство случаев припуска относится ко второй половине ХVII – началу ХVIII вв. Как правило, договор заключали не отдельные помещики, а целые группы родственников, совместно эксплуатировавшие промысловые угодья (42 из 54 договоров). Наиболее крупные угодья, судя по размеру оброка, арендовали самые состоятельные помещики. Артемьевы, например, добились припуска в три вотчины по Юрмашу, Таушу и реке Уфе, где имелись бортные угодья, рыбные ловли и бобровые гоны . Большая часть договоров о припуске (46 из 54) заключена с условием выплаты оброка не в денежной форме, а медом и куницами. В случае выплат оброка деньгами, вся сумма выплачивалась помещиками сразу на 2–3 года вперед. Несмотря на краткосрочные условия аренды, многие семьи эксплуатировали вотчинные угодья в течение 60–80 лет. Более того, Бреховы, Каловские, Телятевы и Тогонаевы после указа II февраля 1736 г., разрешившего продажу башкирских земель, сумели выкупить вотчинные угодья, которые они арендовали у башкир с средины ХVII в. Примечательно и то, что район наиболее интенсивного припуска уфимцев в башкирские вотчины практически совпадает с направлением поместной колонизации. Это Сибирская и Ногайская дороги и территория, расположенная к востоку и cеверо-востоку от Уфы. Дело здесь не только в близости угодий к поместным дачам уфимцев, так как не мало случаев аренды в значительной отдаленности от поместных деревень. В этой стороне еще в полной мере сказывался фактор свободных земель. Характерно, что в 12 договорах о припуске размер оброка соответствовал ясаку, которым были обложены эти угодья. Сами башкиры, по-видимому, не имели возможности эксплуатировать все записанные за ними промысловые угодья. Весьма интересен в этом отношении один эпизод, произошедший в 1679 г., когда казанские дворяне «были пожалованы крестьянами» ряда дворцовых сел Уфимского уезда. В тот же год башкиры потребовали возврата крестьян деревни Пермяковой, так как эти крестьяне, арендуя башкирские угодья, «в ясаке им помогали» .
Однако, далеко не везде уфимцам удавалось добиться припуска в башкирские вотчины. Очень мало подобных договоров было заключено с башкирами Казанской и Осинской дорог. В 1699 г. состоялось соглашение о припуске между С. Т. Власьевым и служилым татарином М. Кинзебаевым, который сам арендовал земли у башкир Казанской дороги. Вскоре вотчинники узнали об этом договоре и потребовали чтоб он, «Мусей того русского человека, которого припустил он, от тое вотчины отказал» .
Необходимо отметить, что башкиры гораздо охотнее припускали в свои вотчины служилых новокрещен, татар и мещеряков, крестьян дворцовых сил и даже приборных служилых людей. Примечательно и то, что дворяне не завели на арендуемых землях ни одной деревни, в то время как другие припущенники активно обживали башкирские вотчины. В 1767 г. в наказе уфимских дворян в Уложенную комиссию говорилось: «В окружности помещичьих земель имеются леса с бортными угодьями, озерами и реками, которыми владеют башкиры...и из единой корысти отдают те угодья крестьянам и прочим разночинцам и крестьяне взяв от оных башкир по записям на малые сроки, почитают себя теми угодьями владельцами и дворян ко всему не допускают» .
Кроме того, отчасти справедливо утверждение Г.Ф. Перетятковича, что «туземные промыслы были новинкой в хозяйственной деятельности помещиков» . Материалы Уфимской провинциальной канцелярии содержат большое количество работных записей, записей в половничество, в которых главная обязанность должника сводилась к обслуживанию промысловых угодий. Например, в 1700 г. удмурт Б. Балтасев подрядился изготовить в вотчине А.В. Аничкова 100 бортей ,«и за те борти имать у него Александра по 4 деньги за борть. А у примера быть у тех бортей Александрову человеку» .
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставлять комментарии