А.И.Тевкелев, с.Килем (Килимово), Буздякский район/ Азамаевы

Село Килимово (Килим). До революции это было родовое имение потомков Алексея Ивановича Тевкелева – первого российского воина-интернационалиста, татарского мурзы и генерал-майора. Он известен как основатель Челябинска, Орска и двух десятков других пограничных крепостей Оренбуржья. Но наибольшую славу ему принесло участие в присоединении Западного Казахстана к Российской Империи. Уже на въезде в село виден белоснежный дворец на высоком речном берегу. Он построен в 1852 году в стиле классицизма с использованием восточных мотивов. Рядом находится прекрасно отреставрированная мечеть (1812).

Челябинск, Октябрь 09 (Новый Регион, Анна Ванина) – Уральские историки смогли полностью расшифровать донесение Алексея Тевкелева Василию Татищеву об основании Челябинска. Об этом сегодня заявил профессор Андрей Конюченко на научно-практической конференции «Природное и культурное наследие Урала».

Как передаёт корреспондент «Нового Региона», донесение Тевкелева было исследовано историками в 50-е годы прошлого века. Документ помог установить точную дату основания Челябинска. До этого историки относили время закладки челябинской крепости к разному времени: от конца ХVII века до начала 40-х годов ХVIII века. «Доношение» же Тевкелева, хранившееся в московских архивах, но исследованное только в 1950-е годы, пролило окончательный свет на эту проблему. В документе полковник Тевкелев сообщал уральскому горному начальнику Василию Татищеву о том, что 13 сентября 1736 года «на реке Миясе в урочище Челеби …заложил город…». Позже текст неоднократно анализировался целым рядом учёных. Однако долгое время для историков оставались загадкой четыре слова, написанные в сообщении. Только сейчас, полвека спустя, ученые смогли расшифровать замысловатые слова: «юсуп вор собаном одержанный». Как оказалось, это было специально зашифрованное Тевкелевым предложение. Основатель Челябинска зашифровал слова из-за тяжёлого положения внутри региона. В 1736-м году, когда сообщение было отправлено с гонцом к Татищеву, Южный Урал сотрясали восстания башкир. В это время в плен к Тевкелеву попали два башкирских предводителя – Юсуп и Сабан – для того, чтобы об этом узнал Татищев, но не прознали враги, Тевкелев и решил зашифровать четыре слова. Последние, как недавно выяснили учёные, означают, что полковник задержал предводителей башкир Юсупа и Сабана.

А. Тевкелев — "знаковая фигура" региональной администрации на Востоке
Жанат КУНДАКБАЕВА — кандидат исторических наук, доцент Казахского Национального университета им. аль-Фараби г. Алматы

Одной из важнейших функций империи, включающей в процессе расширения в свой состав чужеродные социумы, является поиск оптимального режима их интеграции в общеимперский организм. Важнейшей задачей при этом становится способность управлять периферийной зоной.

На азиатских окраинах проявил себя особый тип российского чиновника, носителя иных цивилизационных для окраины ценностей, имперских порядков и имперских технологий. Практика регионального управления на окраинах требовала от российского чиновника способности взаимодействия с верхушкой местной элиты, умения лавировать между различными, существующими в ней, группировками.

Государственный деятель петровского и послепетровского времени Алексей Иванович Тевкелев (он же Кутлу-Мухеммед, Кутлуматет, Кутлумет-мурза, Мамет-мурза Тевкелев) — фигура, безусловно, знаковая. Однако его многогранная деятельность в реализации восточной политики Петра I до сих пор не получила должного освещения в исторической литературе.

В современных казанских и уфимских изданиях Тевкелев характеризуется как "свирепый и жестокий защитник интересов русского самодержавия". Одни авторы подчеркивают его роль в реализации восточной политики России, другие представляют Тевкелева как первого генерала — мусульманина.

В казахстанской историографии сложилась традиция рассматривать Тевкелева прежде всего как руководителя посольства — наиболее крупного дипломатического шага России по отношению к Казахстану.

Сегодня есть смысл вновь обратиться к деятельности Тевкелева, в частности, проанализировать вклад, который он внес в строительство империи. Это значительно расширит наши представления об организации управления периферийными территориями, покажет разнообразие стратегий правительства по управлению периферийными регионами, раскроет механизм принятия центром властных решений, взаимоотношения между центральным и местным правительством.

В биографии Тевкелева проявились как особенности эпохи, так и специфика этнически окрашенной ментальности. Он сформировался как "специалист-управленец, прошедший службу на разных окраинах, способный адаптировать свой опыт к местным реалиям". Немаловажное значение имело также знание Тевкелевым языков.

Карьера Тевкелева началась в 1719 г. Это видно из донесения в Государственную посольскую канцелярию с автографом "турского и татарского языка переводчика Мамьмет Тевкелева", обнаруженного в РГАДА. Он пишет, что "по приказу его Царского Величества отправлен из Санкт Петербурха, ис Колегии иностранных дел на Саратов к стольнику Дмитрею Бахметеву1 для обучения в калмыцких улусах, в Астрахани калмыцкого языка" [1].

В 1722 г. он все еще находился в калмыцких улусах. В инструкции подполковнику Н. Львову, состоящему при калмыцком хане Аюке (из донесения губернатора Астрахани А. Волынского в Коллегию иностранных дел от 20 сентября 1722 г.), отмечается: чтоб "быть при нем для переводу писем и для толмачества Мамет Тефкелеву, который здесь ныне для науки калмыцкого языка обретается" [2].

Но в калмыцких улусах Тевкелев пребывал не только для обучения калмыцкому языку. В АВПРИ сохранилось также донесение калмыцких писем переводчика Алексея Тевкелева в Коллегию иностранных дел от 10 мая 1722 г., где говорится: "...будучи в калмыцких улусах при Аюкае-хане узнал от калмыка Олдоксана, что Аюка-хан, узнав о подходе российского войска к Астрахани, отправил от себя посланца к кумыкскому владельцу, черкаским князьям и Бахтыгирею салтану с такими словами: “российского войска идет множества на низ, может быть на них, и чтобы они о том береглись”" [3]. Иными словами, в этот период Тевкелев не только выполняет роль переводчика, но уже выполняет и задания Коллегии.

Успешная деятельность Тевкелева в калмыцких улусах была прервана, поскольку он был взят в качестве переводчика Петра I в Персидский поход. Уже в августе 1722 г. подполковник Н. Львов пишет о своих трудностях пребывания при калмыцком хане Аюке: "В инструкции написано быть при мне для переводу писем и толмачества Мамету Тефкелеву и оной Тефкелев взят в военный поход, а при мне толмачей и для переводу писем никого нет, бес чего, будучи в улусах, пробыть невозможно" [4].

В 1723 г. преемник Львова на должности, "пребывающий при калмыцком хане Аюке" Василий Беклемишев в донесении в Коллегию иностранных дел и письме к канцлеру, графу Головину также писал о своих трудностях при выполнении основного задания: "...наведование мое не без трудов", "говорить калмыцкого и татарского языка не умею. А которые есть при мне толмачи, те больше из калмык и из выходцев из полону от калмык, с которыми калмыки о таких разговорах говорить опасаются и им не верят. А кубанские татара приезжают к владельцам, также и башкирцы, а хан с татары и калмыцкие владельцы говорят не через толмача, по-татарски сами умеют, а мне посылать в улусы ко владельцам некого, а канцелярских записок у хана и владельцов не бывает, а были б из иных улусов ведомости мне и на письмах благонадежных калмык, да переводить писем у меня никто не умеет! А для вышеписанных секретных разговоров и для переводу писем потребован мне темниковской мурза Мамет Тефкелев, который был в калмыках, для науки калмыцкого языка и письма через которого в бытность его в калмыках, калмыки со мною многие секреты говорили такие" [5].

Благодаря знанию языков, обычаев, традиций степных народов Тевкелев пользовался особым доверием у степных владетелей. Эти качества впервые проявились в период его дипломатической миссии в 1731—1734 гг. в казахские степи, которая наиболее подробно освещена в историографии. Хотелось бы только обратить внимание, что, судя по журналу Тевкелева, уже во время своего первого пребывания в казахской степи, он начинает выступать как транслятор имперских идей: "Понеже Российская империя в свете славное государство и такому славному монарху с вами, яко с степными зверьми, быть в миру неприлично, ибо Российская империя от киргиз-касаков никакого опасения не имеет и в них нужды и мало нет... В подданстве Российском находятся не токмо они, яко степные звери, но и самовластные цари и ханы, и князья в подданстве Российском имеютца: перво — царь грузинской, второй — хан калмыцкой, третий — Аликулу - хан мугальский, четвертой — Усмей — хан калпацкой, самовластные же князья кабардинския, кумыцкия, терския, барагунские, аксайские" [6, с.53].

"Российская империя — непоколебимый столп, а Калмыцкая орда как ветер", и кочует она "от Волги до Яика, ездою только 10 дней, а Российская империя имеет кругом 6 лет езды" [6, с.73] — таковы его контраргументы против агитации калмыцких владельцев не вступать в подданство казахам. Центральное правительство ценило Тевкелева, и в последующем он неоднократно привлекался для выполнения ответственных заданий центра на восточных окраинах, с которыми блестяще справлялся.

После 10-летнего пребывания казахов в составе России обстановка на юго-востоке империи складывалась все более неблагоприятно: местная администрация не могла выстроить систему связи с периферийной элитой. Отношения первого оренбургского губернатора Неплюева и Абулхаира донельзя обострились. Задействованный имперским центром в лице Тевкелева универсальный, понятный казахской элите, язык стал механизмом, который облегчил взаимопонимание, упростил взаимодействие между центральной и периферийной элитой и снял возможные причины для возникновения конфликта.

Обращение к такой форме делопроизводства Коллегии иностранных дел, как выписки, позволяет нам увидеть механизм выбора центром пути разрешения конфликта. Приведенная в выписке переписка между Правительствующим сенатом и Коллегией иностранных дел, а также между Неплюевым и Коллегией иностранных дел по вопросу разрешения конфликта с Абулхаиром, представляет собой, по сути, выбор между диаметрально противоположными направлениями правительственной политики с целью удержания местной элиты в пределах символической границы политической коммуникации.

Так, в указе от 31 января 1747 г. Правительствующий сенат определил в ту посылку "употребить бригадира Тевкелева, причем Правительствующий сенат был и такого расуждения, что ежели хан Абулхаир от своей злобы и противностей не отстанет, то он бы Тевкелев возымел старание его Абулхаира от ханства отставить, а вместо него выбрать в ханы из доброжелательных старшин. Но на то Коллегия иностранных дел в своем представлении от 10 апреля отвечает, что у киргиз-кайсаков ханы бывают по народному избранию и потому с российской стороны в то вступать неудобно наипаче, что Абулхаир хан в киргиз-касацком народе имеет силу не по ханскому уряду, но по хитрости и великой фамилии; то потому уже бригадира Тевкелева определено было к Абулахир — хану послать для усмирения оного и соглашения с оренбургским губернатором Неплюевым. 10 августа 1747 г. Неплюев представлял в Коллегию иностранных дел, что некоторые киргиз-касаки Меньшой Орды улусы намерены были вниз по Яику кочевать, и ежели б оные и на продерзости поползнулись, то и отомстить, ибо возможно одним яицкими казаками один или два улуса вырубить до самого младенца и тем их в страх привести, и хотя в таких случаях правого с виноватым разобрать невозможно, но иных средств свободится от их беспокойства нет, токмо при этом между Царицына и Астрахани надлежащая осторожность принята была". Неплюеву на это представление из Коллегии иностранных дел было указано,что его предложение "хотя здесь в рассуждение приемлется, но ныне за посылкою к киргиз-касакам бригадира Тевкелева, на то резолюция отсюда дана быть не может, а по свидании бригадира Тевкелева с Абулхаир-ханом и по усмотрению того, каким образом, полученные ему дела окончатся, возыметь губернатору с ним бригадиром Тевкелевым и войсковым яицким командиром совет и постановить на мере, дабы впредь ежели какие от киргиз-касаков какая явная продерзость учинена будет, то не мешая всех их, а некоторых бы из них, на страх другим, т.е. калмыкам и башкирцам, легчайшим образом "смирить было б возможно" [7].

Служебные записки и донесения Тевкелева показывают, что он был активным разработчиком действенных механизмов подключения местных элит к общеимперской системе ценностей, в зону действия универсальных и унифицированных социокультурных стандартов. Например, он считал необходимым назначить казахскому хану Нурали жалованье, за которым тот бы приезжал сам в Оренбург, как действенную меру удержания казахов в повиновении. В деле "Распоряжения и постановления как поступать в случае продерзостей с киргиз-кайсаками, башкирцами, калмыками, тептярями и другими народами, обитающими в Оренбургской губернии" содержатся выписки Оренбургской губернской канцелярии из представлений бригадира Тевкелева об определении киргиз-кайсацкому хану годового денежного и хлебного жалованья. Следует отметить, что, ввиду особенности выписок как вида деловых бумаг, которые обычно составлялись в качестве основы доклада на высочайшее имя, выписки из Оренбургской губернской канцелярии содержали все, что накопилось по данному вопросу. Поэтому на каждое представление Тевкелева имеется мнение Неплюева и рассуждение КИД, что дает нам возможность проанализировать механизм принятия решения по этому вопросу [8].

Многолетний опыт работы в казахских степях нашел отражение в служебной записке, которую 22 января 1759 г. генерал-майор Тефкелев и коллежский советник Рычков прислали в Коллегию иностранных дел. Она называлась "На каком основании содержать Среднюю и Меньшую киргиз-кайсацкие Орды, какими учреждениями и поступками приводить их в прямое подданическое послушание и употреблять бы сей немалолюдный народ в потребном случае к государственной пользе" [8].

Мы считаем Тевкелева "знаковой фигурой" среди исторических региональных деятелей, поскольку он в немалой степени способствовал успешной реализации имперской программы, взаимодействию между центральным правительством и периферийной элитой, сделал это взаимодействие более стабильным и предсказуемым, заложил основы для включения местных элит в зону имперской политической коммуникации. Этнически окрашенная ментальность, знание языков и обычаев казахов, местной обстановки, наконец, личный опыт государственного деятеля, воспитанника Петра I, позволили ему своими представлениями в Коллегию иностранных дел не раз влиять на выработку правительственного курса по отношению к казахам.

Своей деятельностью Тевкелев поддерживал социальную стабильность, а также заложил основы социальной и административной ассимиляции региона в состав империи.

Литература

1. РГАДА.Ф. 119. 1719. Д.11. Л.1.

2. АВПРИ. Ф.119. Оп.119/1. 1722. Д.5. Л.9.

3. АВПРИ. Ф.119. Оп.119/1. 1722. Д.7. Л.1 об.

4. АВПРИ. Ф.119. Оп.119/1. 1722. Д.7. Л.4 об.

5. АВПРИ. Ф.119. Оп.119/1.1723. Д.8. Л.18.

6. Казахско-русские отношения XVI-XVIII вв. Алма-Ата, 1961.

7. АВПРИ. Ф.99. Оп. 99/3. 1720-1760. Д.3. Л.137 об., 139 об., 140.

8. АВПРИ. Ф. 122. Оп.122/2.1759-1762. Д.12. Л.2 об.